Евгения Марлитт - Златокудрая Эльза
– Могу ли я сделать что-либо большее, чем на коленях попросить у вас прощения? – продолжал он.
– Оно будет дано вам, но с условием, что вы немедленно оставите меня одну.
– Какая вы упрямая! Я был бы дураком, если бы упустил такой удобный случай. Елизавета, я уже говорил вам, что пламенно люблю вас.
– А я, кажется, очень ясно сказала вам, что вы мне совершенно безразличны.
Молодую девушку начала пробирать дрожь, но ее взгляд оставался твердым и спокойным.
– Елизавета, не доводите меня до крайности! – взволнованно воскликнул Гольфельд.
– Прежде всего я попрошу вас придерживаться первоначальных правил вежливости, которые запрещают нам называть посторонних по имени.
– Вы – дьявол в своей холодности и злости! – воскликнул он, дрожа от гнева. – Я допускаю, что вы имеете некоторое право проучить меня, потому что я провинился перед вами, но ведь я же готов все исправить. Выслушайте меня спокойно и вы, вероятно, раскаетесь в своей жестокости. Я прошу вашей руки. Вам, конечно, известно, что я могу доставить своей будущей жене блестящее положение. – Он с торжествующей улыбкой посмотрел на Елизавету, ожидая, что она будет вне себя от радости. В самом деле, какая перспектива, какой взлет для бедной девушки: попасть в высшее общество, быть принятой при дворе, иметь роскошные туалеты, экипажи, дворец… Сердце Елизаветы вне всякого сомнения должно быть переполнено признательностью к нему, Гольфельду.
Но этого почему-то не случилось. Елизавета гордо подняла голову и, отступив на шаг назад, спокойно ответила:
– Очень сожалею, господин фон Гольфельд. Вы могли бы избавить себя от этой неприятной минуты, а после всего того, что я сказала вам, я совершенно не понимаю, как вы могли заговорить о подобном. Но раз вы непременно желаете этого, то я объявляю вам, что наши пути совершенно расходятся.
– Что?!
– И что я никогда не соглашусь жить подле вас.
Гольфельд мгновение смотрел на нее, ничего не соображая, и не мог произнести ни слова. Его лицо приняло зеленоватый оттенок, зубы впились в нижнюю губу.
– Вы действительно заводите свою игру так далеко, что решаетесь дать мне подобный ответ? – спросил он сдавленным, хриплым голосом.
Елизавета презрительно улыбнулась и отвернулась. Это движение привело его в ярость.
– Причину… Я хочу знать причину! – пробормотал он, вновь став между Елизаветой и дверью, к которой она устремилась, и, схватив молодую девушку за платье, пытался удержать ее.
Она испугалась и отошла поглубже в комнату.
– Оставьте меня, – задыхаясь, крикнула она. Страх почти заглушил ее голос, но она собрала все силы и гордо вскинув голову, проговорила: – Если в вас нет ни искры чести, то я буду вынуждена пустить в ход свое оружие, сказав вам, что глубоко презираю вас и ненавижу. Теперь оставьте меня и…
– И не подумаю, – злобно прошипел Гольфельд, не дав ей договорить. Его бледное до этого лицо теперь горело, он был вне себя от страсти и бросился к Елизавете, как хищный зверь. Она подбежала к окну и пыталась открыть его, чтобы выскочить, но вдруг словно приросла к земле от страха. В кустах у самого окна на нее смотрело ужасное лицо, в котором Елизавета лишь с трудом узнала Берту. Она вздрогнула и отшатнулась. Гольфельд схватил девушку и сжал ее в объятиях, в своем возбуждении он не заметил искаженного лица в окне. Чтобы не видеть его, Елизавета закрыла лицо рукой. Она чувствовала на руке горячее дыхание своего мучителя, его волосы касались ее щеки, она содрогалась, но силы буквально оставили ее, и даже ни один звук не вырвался из ее груди. Увидев Гольфельда, Берта угрожающе подняла кулаки, чтобы разбить стекло, но вдруг повернула голову, словно услышав какой-то шум, а затем повернулась, опустила руки, громко захохотала и исчезла в кустах.
Все это было делом нескольких секунд. Услышав хохот, Гольфельд испуганно поднял голову. Его взор, казалось, хотел проникнуть в кусты, где исчезла Берта, но тотчас снова перевел его на молодую девушку, которую держал в своих объятиях, и теперь еще сильнее прижал ее к своей груди. Гольфельд совершенно не думал о том, что в открытую дверь павильона его могли увидеть. Он позабыл, что фрейлейн фон Вальде должна вот-вот придти в павильон и не заметил появившуюся на пороге Елену, которая опиралась на руку брата. За ними показалась баронесса с выражением сильнейшего неудовольствия на лице.
– Эмиль! – воскликнула она дрожащим от гнева голосом.
Он вздрогнул и растерянным взглядом осмотрелся кругом. Его руки невольно опустились.
Елизавета схватилась за спинку ближайшего стула. На этот раз резкий голос баронессы показался ей прелестной музыкой, так как он явился ей на помощь. А там, дальше, стояла высокая, стройная фигура человека, при виде которого ее остановившийся пульс снова забился сильнее. Ей хотелось броситься перед ним на колени и умолять его: «Огради меня от этого человека, я бегу и отворачиваюсь от него, как от греха». Но какой взгляд был брошен ей! Неужели этот холодный уничтожающий блеск исходил из тех глаз, которые еще несколько дней тому назад с такой нежностью искали ее взгляда?
Елена, окаменев, смотрела на эту сцену. Внезапно она выдернула свою руку и, шатаясь, направилась к Елизавете. Она ни минуты не сомневалась в том, что предложение Гольфельда принято и союз заключен.
– От души поздравляю вас, дорогая Елизавета! – горячо воскликнула она, между тем как у нее из глаз брызнули слезы, и взяла дрожащие руки молодой девушки, – Эмиль дает мне в вашем лице милую сестру. Любите меня и я буду до гроба благодарна вам. Не будь так мрачна, Амалия, – обратилась она к баронессе, которая продолжала стоять на пороге, как соляной столб, – ведь речь идет о счастье Эмиля! Посмотри на Елизавету. Разве она не может удовлетворить все твои требования к той, которая в будущем должна стать столь близкой тебе? Она молода, богата, щедро одарена природой, из древнего рода, с известным именем…
Она испуганно остановилась. Только теперь в оцепенелые члены Елизаветы начала возвращаться жизнь, она лишь теперь стала понимать то, о чем говорилось. Быстрым движением освободив свои руки из рук Елены и высоко вскинув голову, она дрожащим голосом произнесла:
– Вы ошибаетесь, сударыня, я не дворянка.
– Как? Разве вы не имеете бесспорного права носить имя фон Гнадевиц?
– Да, но мы отказываемся от этого права.
– И вы действительно хотите пренебречь таким счастьем?
– Я не могу себе представить, чтобы истинное счастье могло зависеть от простого звука.
Ясно чувствовалось, что изо всех сил она старалась придать своему голосу уверенность.
Тем временем баронесса подошла ближе, начиная понимать все, что здесь происходит. В душе она чрезвычайно злилась на своего сына – ведь он не спросил ее материнского совета и согласия. К тому же эта избранница была для нее ненавистным существом. Но она прекрасно знала, что ее возражения вызовут только презрительную усмешку сына и еще более укрепят его в своем решении. Баронесса видела также, что Елена принимает горячее участие в этом деле и инстинктивно чувствовала – с этой стороны нечего бояться какого-либо проигрыша. Поэтому она решила изобразить прощающую и все понимающую мать. Но слова Елизаветы заставили ее замолчать. У надменной дворянки мелькнула мысль, что молодая девушка своим упорством может сама испортить дело, значит, нужно подлить масла в огонь.
