Джоанна Борн - Тайна куртизанки
Она знала почти наверняка свои действия на следующий час.
— Я не буду пить кофе. Вообще ничего. Вместо этого давайте поговорим. — Она решительно отставила бокал с вином.
Рука Грея передвинулась к ее затылку, под волосы, она чувствовала ее теплоту. Он сделал это, чтобы успокоить и подбодрить ее. Как легко убедить женщину, что она любима, ей требуется лишь немного доброты, когда она испугана и одинока.
— Я бы предпочел называть вас Анник, если позволите, — сказал Гальба.
Он не хотел быть официальным, угрожая ей.
— Соберись и ответь Гальба, — тихо посоветовал Грей.
— Конечно, вы можете называть меня Анник.
— Я не стану злоупотреблять вашей любезностью. Анник, вы тщательно обдумали свой выбор? Позвольте мне напомнить, каково ваше положение. У входной двери шакалы нескольких стран. Где-то недалеко отсюда Жак Леблан затевает ваше убийство. Это то, что ждет вас, если убежите. Ждут вас также ваши французские хозяева. Роберт говорил мне, что вы больше не хотите служить Фуше. Это верно?
— Да.
— Политика? Или потому, что из-за недостатка воображения Фуше заставляет вас работать куртизанкой?
Анник не ответила. Незачем объяснять мотивы своим похитителям.
Гальба сменил положение в кресле, будто ему стало неудобно сидеть. Джайлс принес ему кофе в такой маленькой чашечке, что она исчезла в его руке. Все ждали, пока Гальба пил кофе, а он не торопился, видимо, подыскивая слова:
— Я не осуждаю выбор вашей матери. Она была великой патриоткой. Но этот путь не для всех. И не для вас.
— Нет.
— Тогда выбор невелик. Ваши французские хозяева, шакалы, ожидающие вас за дверью, или британская разведка.
— Хорошенько подумай. — Эйдриан сел на кушетку рядом с ней. — Лисенок, ты раз пять спасла мне жизнь, я хочу вернуть долг. Я не позволю Гальба сделать тебе что-либо ужасное.
— Я спасла тебя лишь дважды. И да, ты не позволишь ему сделать мне что-то ужасное, мой брат. — Защита Эйдриана согревала ее. Они это знали. Он тоже знал. — Ты делаешь много того, чего не хотел бы делать. Грею обидеть меня трудно, у него осталась совесть, чего не скажешь о тебе. Но вы оба это сделаете.
Грей еще крепче сжал ее, возможно, потому, что она это сказала, возможно, почувствовал в ней перемену. Вместо того чтобы еще больше испугаться, она разозлилась. Но Анник смотрела на Гальба:
— Вы говорите о выборе? Зачем вы дразните меня тем, что я бы сделала, если б получила свободу? Это как детская игра — «пуговица, пуговица, у кого пуговица?». Пуговица у англичан. Что вы с ней сделаете?
Гальба это понравилось, он предпочитал, чтобы она не боялась. Он допил кофе и отставил чашку.
— Я предлагаю обмен. Мне нужна информация, которая у вас в голове. А вам нужен выход из западни, в которую вы попали. — Анник молча ждала. — В обмен на планы Альбиона вы будете защищены от Фуше. Я уничтожу Леблана. Это в моих силах. Я дам вам новое имя и дом, анонимный и безопасный, где никто не будет вас преследовать. — Он не спускал глаз с ее лица. — Передав мне планы, вы избавите себя от груза тысяч смертей, которые принесет вторжение. Что бы ни случилось, это уже не будет вашей ответственностью.
Анник почувствовала озноб, поняв, что ее могли соблазнить несколько хорошо выбранных слов. Ей очень хотелось освободиться от трудного выбора. Она почти хотела закрыть глаза на вред, который принесет Англия ее стране, и побыстрее избавиться от этих планов. Гальба заметил ее колебания, и она устыдилась.
— Это честная сделка, Анник. Принимаете?
Дойл и остальные притворялись, что заняты кофе или пятном на стене, только бы не смотреть на нее. В камине потрескивал огонь. Анник уже поинтересовалась дымоходом, он был перегорожен решеткой. В этом доме перекрыта каждая щель. Выхода отсюда не было.
Ее освободят от ужасного выбора. Они умны и хитры, они точно знали, что ей предложить.
— Месье Гальба, я не хочу, чтобы меня допрашивали те, кто сторожит вашу дверь. Я не хочу возвращаться к Фуше, не очень приятному хозяину. Но я скорее вернусь в Париж и стану для него распутницей, как моя мать, чем стану предательницей для толстого, седого и хитрого английского шпиона вроде вас.
Эйдриан хохотнул, вскочил с кушетки и подошел к окну. Мэгги на другой стороне комнаты подавила смешок. Грей крепче сжал ее плечо. Еще крепче.
Анник смотрела на узор ковра, не узнавая цветы. Может, таких и не существовало. Но ей больше не хотелось никуда смотреть.
— Французская патриотка, — сказал Гальба. — Полнейшая неразумность. Мы, по крайней мере, выяснили свои позиции.
Когда Анник рискнула поднять глаза, его лицо было совершенно бесстрастным. Возможно, в душе он смеялся. Коты наверняка веселились, когда мышь пыталась вырваться от них.
— С этого момента разговор становится предсказуемым. Джайлс… — Юноша, ставивший чашки на серебряный поднос, тоже смеялся, не делая попытки это скрыть. — Джайлс, проводи мадемуазель… Нет. Мы прекратим эти французские глупости и дадим ее мыслям лучшее направление. Проводи мисс Анник и представь ее Тини как нашу гостью. Затем отведи ее в спальню Грея и оставь там. — Гальба встал. — Спокойной ночи. Мы еще поговорим. Нам есть что обсудить.
Грей заботливо поднял ее и помогал стоять.
Они знали, что планы Альбиона у нее есть, и собирались их получить, а все это радушие — лишь маска, скрывающая это желание. Лучше смотреть на вещи реально.
— Спокойной ночи, месье Гальба. — Она сделала реверанс, как поступила бы девочка из хорошей семьи. — Мы обсудим все, что хотите. Но пока я в этом доме, я не буду ни есть, ни пить. Так что у вас совсем немного времени, чтобы со мной покончить.
Глава 28
— Впечатляющая женщина, — сказал Пакстон, когда за ней закрылась дверь. — Поздравляю, что вам удалось вывезти ее из Франции.
— Может, Фуше подсадил ее к нам, чтобы свести Грея с ума? — Эйдриан все еще улыбался.
— Может быть, — ответил Дойл. — Мы даже не знали, насколько она хороша.
— Я знал. — Грей очень ею гордился.
— Если ты знаешь Анник так хорошо, скажи мне, как мы толкнули ее на подобную глупость? — Эйдриан плотно задернул шторы, не оставив даже щелки, куда мог бы просочиться свет из комнаты. Он был абсолютно серьезен и раздражен, когда повернулся к ним. — Это ее я должен был сегодня ночью вытаскивать из окна второго этажа. Как видите, она несправедлива. — Он метнул взгляд на Гальба. — Я не позволю вам делать с ней что-нибудь ужасное.
— Никто и не собирается причинять девушке вреда, если, конечно, Тини не покусает ее по дороге наверх.
Дойл поднял бровь:
— Вы ожидаете, что это сработает? Против ее политического идеализма в таком возрасте?
