Саманта Гарвер - Тайный шепот
– Ну что, мисс Мосли, как вам нравится это развлечение? – спросил он без единой интимной нотки в голосе, словно обращался к Лиззи или Рэндольфу.
– Неплохой способ провести ночь, – не менее вежливо ответила она.
Бенедикт высвободил руку.
– Надеюсь, вы можете представить себе и более интересный способ, – негромко произнес он, сжав тонкими пальцами ее бедро.
Харриет внимательно всмотрелась в его приблизившееся лицо, и глаза ее расширились. Пусть черты его оставались бесстрастными, однако в глазах, спрятанных за стеклами очков, пылал огонь.
Разочарование Харриет бесследно испарилось, а сердце забилось сильнее. Уголок рта дернулся.
– Возможно. В голову приходят кое-какие мысли.
Он стиснул бедро сильнее.
– Я смог додуматься только до одной, но совершенно замечательной.
Харриет обдало жаром, и она быстро отвернулась, чтобы не засиять улыбкой, совершенно неподобающей обстановке.
Бенедикт взял ее за руку и погладил ладонь.
Обнаженные руки Харриет покрылись мурашками. Должно быть, он это заметил, потому что негромко засмеялся.
– Прошу очистить ваше сознание, – сказала мадам Люба, и Харриет почувствовала, как Лиззи возбужденно напряглась, – и думать только о приятных вещах.
Бенедикт опять негромко засмеялся.
Цыганка закрыла глаза, но тепло, охватившее Харриет, не исчезало, совсем наоборот – ей становилось все жарче. Пламя всех девяти свечек в середине стола сильно колыхалось.
Дверь гостиной распахнулась, но в проеме никто не появился.
– Это что-то новенькое, – пробормотал Бенедикт.
Лиззи взволнованно ахнула. Все смотрели в пустой проем двери. Пламя опять заколыхалось. Харриет почувствовала ветерок, игравший с ними, но не холодный ночной ветер, ворвавшийся в открытое окно, а теплый воздух, сухой и неприятный. Он знакомо коснулся ее щеки, и Харриет нахмурилась.
Мадам Люба напряглась и широко распахнула глаза, как делала всякий раз, когда дух появлялся в комнате. Харриет смотрела, как в глазах цыганки мерцает тамя свечей, и не могла отвести от нее взгляд, хотя все остальные впились глазами в дверь. И тут послышались шаги, тихие, словно кто-то шел по лестнице. Шаги становились все громче, Харриет задрожала, а ошеломленный взгляд мадам Любы переместился от двери к месту за столом прямо напротив Харриет.
На нее кто-то смотрел, Харриет это чувствовала, и в голове родился звук, больше всего похожий на жалобное хныканье. Харриет медленно повернула голову и вжалась в спинку кресла, не находя в себе сил отодвинуться от стола.
Только стол отделял ее от умершей женщины.
Глаза Аннабель Рочестер были того же глубокого черного цвета, как и в первый раз, когда Харриет увидела ее из дыры над бальным залом. Кожа походила на алебастр, чуть тронутый мерцающим голубым оттенком, а темные распущенные волосы плыли по воздуху, как под водой, и широкие рукава платья тоже. Бледно-синие губы разомкнулись, и Харриет захотелось сильно зажмуриться, но она не посмела.
Ужас разрывал сердце, и она была на грани слез, но к этому ужасу примешивалось что-то еще. В воздухе, кроме неприятной жары, разлилось страдание, и у Харриет не было выбора – она вдыхала его, и оно превращалось в ледяные когти, вонзающиеся прямо в сердце.
Привидение заговорило чуть слышным мелодичным шепотом:
– Ты им расскажешь? Расскажешь правду о том, что здесь произошло со мной и моим возлюбленным мужем?
Харриет смотрела, не в силах произнести ни слова.
– Прошу тебя.
Аннабель с мольбой подняла руку – не бледную, а черную, обгоревшую. Харриет разглядела обнажившуюся кость и сухожилия там, где огонь пожрал плоть.
Харриет быстро кивнула и сразу отвернулась. Через мгновение удушающая жара прекратилась, а свечи погасли.
– Что это было? – спросила Лиззи, отпуская руку Харриет.
Бенедикт пошевелился, словно собираясь встать, но Харриет его не отпустила.
– Харриет? – Он дернул руку.
Казалось, прошла вечность, во время которой лорд и леди Честерфилд жаловались, а леди Дортеа произносила какие-то подбадривающие слова, пока в гостиной вновь не зажгли свечи. Латимер стоял у зажженного настенного канделябра.
– Ты это видела? – просияла Лиззи.
Харриет слабо кивнула.
– Дверь захлопнулась сама собой, и свечи! Что это было, мадам Люба?
Харриет посмотрела на остальных и поняла, что никто из них не видел леди Аннабель, хотя глаза гадалки странно заблестели, когда она ответила:
– Не знаю, мисс Пруитт. Иногда духи видны не мне, а кому-нибудь другому. – Она бросила на Харриет такой быстрый взгляд, что никто этого не заметил.
– Харриет, – повторил Бенедикт, все-таки вырвав свою руку и рассматривая ее. Харриет тоже посмотрела. Ладонь его покраснела, на ней остались крохотные царапины от ее ногтей.
Бенедикт смотрел на Харриет – она отжала махровую варежку, села рядом с ним и взяла его за руку. Потрогав оставленные ее ногтями царапины, она испуганно наморщила лоб.
Харриет так сильно стиснула его руку в те последние минуты с мадам Любой, что было довольно больно, черт возьми! Выражение ужаса на лице и слезы в ее расширившихся глазах, прикованных к противоположной стороне стола, заставили его забыть о боли.
– Ты не хочешь рассказать мне, – произнес Бенедикт, и голос его показался очень громким в пустой кухне, – что тебя так напугало? Ты едва не оторвала мне руку.
– Прости, Бенедикт. – Испуганное выражение на лице Харриет не исчезло, но она помотала головой. – Я не хотела.
– Знаю, Харриет. – Он смягчил тон. – И мне не больно. Я просто хочу знать, почему ты так перепугалась.
Она коротко глянула ему в глаза и отвела взор. Бенедикт решил, что она не ответит, и передвинулся в кресле, чтобы прикоснуться к Харриет, но тут она заговорила:
– Я кое-что увидела там, в гостиной. – Харриет устало вздохнула, словно, сказав это вслух, поняла, что с ней не все в порядке. – Я уже видела это раньше.
Бенедикт свел брови, повернул ладонь и взял ее руку в свою. Пальцы были холодными.
– Что именно?
Бенедикт узнал тяжелые, грохочушие шаги раньше, чем человек вошел в кухню. Латимер бросил короткий взгляд на их сцепленные руки.
– Это пришло днем, Брэдборн, но мы не смогли отыскать вас в доме до начала развлечения в гостиной.
Бенедикт отпустил руку Харриет, развернул сложенный лист бумаги и прочел вслух строчки, написанные дрожащей рукой:
– «Мистер Брэдборн и мисс Мосли, я вспомнил имя джентльмена, справлявшегося о часах. Его звали Роупош Крэндал». Подписано: «Фейгин Осборн».
– Странно, – сказала Харриет. – Имя, я имею в виду. Оно тебе знакомо?
Бенедикт покачал головой, но ничего не сказал. Он смотрел на Латимера, еще не ушедшего из кухни. Тот поймал его взгляд, глубоко вздохнул и сунул руку в карман.
