Мэри Кингслей - Маскарад
Саймон опустил глаза, и только теперь Бланш поняла, каким усталым он выглядит. Должно быть, ему очень тяжело пришлось. Неважно, виновен он или нет, он столько всего пережил. Все, что произошло с ней за последние несколько недель, не шло ни в какое сравнение с теми мучениями, что претерпел он.
– Я был должен ему деньги.
– И?
– И я уже говорил тебе, что никогда не смог бы расплатиться. Некоторые считают это достаточной причиной, чтобы я желал его смерти.
– Как вы встретились?
– Он очень любил театр. Воображал себя актером. Иногда труппа разрешала выступить на сцене вместе с ней, если человек мог заплатить определенную сумму денег.
– Он был хорошим актером?
– Нет. Ужасным. Но он был неплохой человек, соглашался играть даже самые маленькие роли, от которых отказывались даже новички. Все любили его.
– Кроме тебя.
– Нет, мне он тоже нравился. Но, как ты сама могла заметить, мы, актеры, практически не общаемся с обычными людьми.
– Обыкновенными людьми?
– Именно так. Понимаешь, играть в театре – это все равно, что быть на войне. Я совершил ошибку, мне понадобились деньги. Миллер узнал об этом и предложил дать мне в долг, он сделал это по-дружески.
– В самом деле?
– Да, пока он не назначил огромные проценты, сумма долга увеличивалась быстрее, чем я мог платить. После этого он стал очень серьезным.
– Разве ты не знал о процентах, когда одалживал деньги?
– Я актер, Бланш, а не банкир, когда он назвал мне ставку, она показалась мне совсем низкой. И только потом я понял, какую глупость совершил.
– Поэтому ты решил встретиться с ним.
– Нет, не сразу. Сначала дядя Гарри пытался помочь мне. Он просил Миллера снизить ставку, но тот отказал.
– Сколько людей знало об этом?
– Вся труппа. Трудно удержать что-либо в секрете, живя все время бок о бок. А что?
– Пока не знаю. Что случилось потом?
– Потом дяде Гарри пришлось бы выплатить долг и стать банкротом. Я не мог этого допустить и решил, что сам поговорю с Миллером, а если ничего не получится, тогда пусть меня лучше посадят в долговую тюрьму.
– А дальше?
– А дальше я договорился с Миллером о встрече. Это было…
– Кто знал о вашей встрече?
– Я не знаю. А в чем дело? Бланш покачала головой.
– Продолжай.
Бланш тяжело было выдержать пытливый взгляд Саймона. Она буквально заставляла себя не отводить глаза. Она еще не была полностью уверена в том, что он не убийца. Но как бы ей этого хотелось! Бланш сомневалась, что эта задача ей по силам.
– Мне бы очень хотелось знать, о чем ты думаешь, – произнес Саймон после недолгого молчания.
– Узнаешь. А пока продолжай. – Он пожал плечами.
– Хорошо. Миллер не мог встретиться со мной сразу, и мы договорились, что я приду к нему вечером. У меня не было роли в пьесе, которую играла тогда наша труппа, поэтому я мог спокойно отлучиться.
– И?
– Он был мертв, когда я пришел, Бланш. Я клянусь тебе.
– Расскажи все по порядку, – попросила Бланш и заставила себя положить руку ему на плечо. Виновен или нет, но он страдал.
– Нечего рассказывать. Он назначил мне встречу у себя дома. Он жил прямо над магазином. Когда я постучал, никто не ответил. Дверь была распахнута настежь, и я вошел. Внутри было темно, горела только одна свеча, но ее света было достаточно, – Саймон шумно сглотнул, – Было очень тихо. Я это запомнил, стояла просто гробовая тишина.
– Саймон…
Он покачал головой и сбросил ее руку.
– Я почувствовал странный запах, как будто комната была полна железа. Я позвал, но никто не откликнулся. Я решил уйти, но когда я повернулся, то увидел… что-то. В углу стояло бюро, довольно большое… черное, с восточным узором.
Бланш кивнула, чтобы показать, что понимает его.
– Что ты увидел?
– Ногу. Только человеческую ногу, которая виднелась из-за бюро. Я что-то сказал, точно не помню. По-моему, спросил, Миллер ли это и ранен ли он. А затем я увидел его.
Саймон поднялся и сделал несколько шагов по саду, затем обернулся.
– Я не знаю, что видел вначале, думаю, это все шок. Но затем я понял: он лежал на спине и был мертв.
– Почему ты так уверен?
– У него было перерезано горло, Бланш, – сказал Саймон резко.
Бланш едва удержалась от крика. Что ж она сама просила рассказать ей все.
– Его глаза были открыты, повсюду кровь. Рядом лежал нож, я поднял его, только не спрашивай зачем, я не знаю, и тогда дверь открылась.
– О Боже!
– Это была жена Миллера. Она закричала. Я пытался ей объяснить, но она продолжала кричать. Затем прибежал караульный, за ним соседи, последнее, что я помню, как меня вели в тюрьму. Он снова опустился на крыльцо рядом с ней.
– Вот мой «Кентерберийский рассказ».
Бланш не улыбнулась шутке.
– Все выглядит очень плохо.
– Так оно и есть. Я был должен ему денег, которые никогда не смог бы выплатить, поэтому между нами возникли разногласия. Те обстоятельства, при которых меня схватили, были достаточны для смертного приговора.
Бланш задумалась. Действительно, все свидетельствовало против Саймона. И все же он не был убийцей. По крайней мере, она так думала.
– Но у Миллера могли быть и другие враги.
– Вполне возможно.
– Их-то мы и должны найти. У тебя есть какой-нибудь план?
– Да, я планирую поспать, – сказал он с усмешкой, которую Бланш уже научилась не принимать всерьез. Она знала, что Саймон не хочет обидеть ее.
– Да, мне это тоже не помешает, – сказала она спокойно. – Планы будем строить потом.
Саймон встал и потянулся, воспоминания о ночи в лесу заставили Бланш зардеться и поспешно отвести глаза.
– Когда-нибудь нам придется поехать в Кентербери, Бланш. Это может быть очень опасно.
– Опасность подстерегает нас везде. Неужели ты хочешь сидеть здесь и ждать, пока она окажется у тебя под дверью?
– Нет. Конечно, нет. Ну что ж, тогда нам придется отправиться в Кентербери, как только представится случай.
– Конечно, мы так и сделаем, – сказала Бланш и направилась к двери. Если бы Саймон еще раз дотронулся до нее, она просто растаяла бы. – А теперь я иду спать.
– Хорошо. Бланш?
Она обернулась на пороге.
– Что?
Саймон сжал губы, а потом выпалил:
– Спасибо.
– Достойная плата за то, что ты сделал с моей жизнью, – сказала она нарочито вежливо и ушла. Сегодня последнее слово осталось за ней, редкий случай с тех пор, как она знает Саймона.
Но ее радость была недолгой. Как только она дошла до лестницы, что вела в комнаты, усталость опять навалилась на нее. Скоро они снова двинутся в путь, и кто знает, что уготовано им в будущем.
Стояла прекрасная погода. В Мэйдстоне был ярмарочный день, и сюда съехались фермеры со всей округи. Они заходили в таверны и на постоялые дворы, в магазины и лавки. Некоторые планировали остаться до вечера и посмотреть представление, которое будет давать странствующая труппа Вудли. Было тепло и шумно, кругом толпились люди.
