Мэдлин Хантер - Уроки страсти
Его улыбка не смягчилась. Наоборот, в глазах усилился стальной блеск.
– Я всегда рад познакомиться с твоими друзьями, дорогая.
Марсилио принял эту реплику за чистую монету. Он облегченно улыбнулся и разразился речью, более торопливой и многословной, чем позволял его английский.
– Si, старый amico.[5] Ваша signora – мой дорогой друг. Я пришел, чтобы сказать ей arrivederci.[6] Надеюсь, мы когда-нибудь снова увидимся и продолжим нашу дружбу. – Он вскочил на ноги и отвесил Федре быстрый поклон. – Мне пора.
– Я вас провожу, – предложил Эллиот.
– Grazie,[7] но я…
– Я настаиваю.
Это заняло некоторое время. Федра ждала в саду. Если им предстоит ссора, то лучше здесь, где их не услышат слуги.
Наконец появился Эллиот. Федра смотрела, как он шагает по вымощенной камнем дорожке, тянувшейся между двумя рядами живой изгороди из аккуратно подстриженного кустарника. Он был не намного старше Марсилио, но в тех отношениях, которые действительно что-то значили, между ними не было никакого сравнения.
Его глаза по-прежнему смотрели жестко, уголки губ были решительно сжаты.
– Что ты ему сказал? – поинтересовалась Федра.
– Что если я еще когда-нибудь застану его наедине с тобой, то вызову на дуэль, и пусть не рассчитывает, что ему повезет, как в прошлый раз. Как он тебя нашел? Ведь мы только вчера вернулись.
– Я отправила ему записку сегодня утром.
Она давно не видела Эллиота по-настоящему разгневанным.
– Зачем? Чтобы напомнить мне, что ты свободна и независима? Должен разочаровать тебя. Подобные выходки заставляют меня желать, чтобы те обеты были настоящими. Это единственная гарантия, что мне никогда больше не придется терпеть твоих друзей.
– Обеты ничего подобного не гарантируют.
– Черта с два не гарантируют. – Это был ответ человека, который слишком хорошо знал, что такое мужская власть. Своего рода заявление и проклятие.
Федра подождала, пока он совладает с примитивной частью своей натуры, которая вырвалась наружу.
– Почему ты пригласила его в мое отсутствие?
– Я полагала, что ты вернешься раньше и будешь здесь, когда он придет.
– А зачем вообще нужно было его приглашать? Ты же знаешь, что я не хочу встречаться с ним.
– Он дрался из-за меня на дуэли. Это была дурацкая дуэль, но элементарная вежливость требует, чтобы я выразила сочувствие и убедилась, что он поправился. Кроме того, когда я жила в этом городе, отвергнутая и презираемая моими соотечественниками, он предложил мне свою дружбу.
– Дружбу? Проклятие, я начинаю ненавидеть это слово!
Федра могла бы многое сказать, чтобы успокоить его, но этот разговор с болезненной ясностью показал, что он никогда не станет ее другом, на что она втайне надеялась. Эллиот Ротуэлл не Ричард Друри.
Искушение капитулировать, сдаться на его милость на любых условиях захлестнуло Федру, как это часто случалось в последнее время. Сила этого чувства ошеломила ее.
Она почувствовала, что его гнев утих. Взгляд Эллиота потеплел, словно он прочел ее мысли. Интересно, исчезнет когда-нибудь это проникновение в сознание друг друга, которое она так легкомысленно допустила? Федра и сама не знала, хочет она этого или нет.
– Марсилио расскажет Сансони, что ты вернулась, – заметил он. Рациональная часть его натуры возобладала и начала оценивать ситуацию.
– Вполне возможно.
– Сансони не понравится, что Марсилио был здесь.
– Вероятно.
Он взял ее за руку и, подняв на ноги, привлек к себе.
– Я задержался, потому что заехал в порт. Заказал каюты на корабле. Скоро мы уедем в Англию.
Скоро. Но не слишком скоро.
В его поцелуе еще чувствовалась ревность, которую он только что переборол в себе. Его руки требовательно двигались по ее телу. Федра почувствовала, как платье соскользнуло вниз. Он раздевал ее в притихшем саду под жужжание пчел, кружившихся над буйно цветущим кустарником.
Эллиот опустился на каменную скамью, прислонившись спиной к дереву, и привлек ее к себе на колени. Его поцелуи обжигали ее шею, язык терзал соски, руки скользили по телу. Каждая ласка вызывала в ней сокрушительный отклик.
– Распусти волосы. Ты не сделала этого для того мальчишки. Сделай для меня.
Федра подняла руки и вытащила шпильки из волос. Она отдаст ему эту небольшую победу. Как некий символ подчинения, чтобы не ранить его гордость.
Его прикосновения приятно возбуждали, обещая экстаз, погружая в привычное забытье, и Федра отдалась на волю чувств, как она обычно поступала в последнее время.
Глава 17
Ночью шел дождь, принесший короткую передышку от невыносимой жары. Проснувшись утром, Эллиот обнаружил, что в окно врывается свежий ветерок. Уже рассвело, и окружающие предметы смутно темнели в серебристом сиянии наступающего дня.
Эллиот поднялся с постели, набросил халат и подошел к письменному столу, заваленному бумагами. Прошлым вечером в приступе вдохновения он писал несколько часов подряд и теперь пытался восстановить в памяти написанное. Пробежав глазами несколько страниц, он пришел к выводу, что это не так плохо, как можно было ожидать.
Он взглянул на постель. Когда он сел за стол, там была Федра. Когда она ушла? Он не мог вспомнить. Это не похоже на него. Он не страдал от проклятия терять связь с окружающим миром, когда погружался в свои мысли.
И, тем не менее, это случилось. В результате он потратил впустую одну из последних ночей, которые они могли провести вместе, чувствуя себя по-настоящему свободными. Конечно, он позаботится о том, чтобы обеспечить им некоторое уединение на борту корабля, когда они отплывут домой, но необходимость соблюдать осторожность привнесет в их отношения суетливость и неловкость. Здесь, по крайней мере, им не приходится беспокоиться о подобных вещах.
Эллиот вышел на веранду и направился к двери, которая вела в спальню Федры. Расположение комнат было почти таким же, как в Позитано, но сами комнаты намного просторнее и роскошнее.
Федра спала не укрываясь. Простая сорочка едва прикрывала ее бедра, пышные волосы рассыпались по простыням, поблескивая в мягком утреннем свете. Она полулежала на высоких подушках, словно сон застал ее врасплох. Одна рука была откинута в сторону, как если бы она уронила ее, засыпая. В полураскрытой ладони что-то лежало.
Эллиот придвинулся ближе, пытаясь рассмотреть вещицу, мерцавшую в ее руке, и осторожно взял ее. Это была камея.
Довольно крупная, с искусно вырезанными фигурками. Античное украшение такого качества могло представлять большую ценность. Эллиот подошел к окну, чтобы лучше рассмотреть камею.