Элизабет Бойл - Любовь сильнее расчета
— Так ты не только сведущ в любви, но к тому же и поэт.
Лицо Дэла просветлело.
— Да. Это может оказаться моим преимуществом в глазах твоей кузины. Она в некотором роде синий чулок, поэтому я буду покорять ее стихами. Женщины такого сорта любят поэзию.
— И я должен думать, что ты весь вечер сочинял оды? — Мейсон, взяв друга под руку, повел его вниз по ступеням.
— Да, сочинял! — заявил Дэл.
— Продолжайте, лорд Поэт, — сказал Мейсон.
С расплывшейся по лицу улыбкой Дэл начал:
— Однажды в Дувре девушка жила…
Мейсон застонал.
— Что? — Дэл остановился, покачиваясь. — Недостаточно хорошо для вас, лорд Профессор? Может быть, я не обучался изящной словесности, чем хвастаешься ты, но ты должен признать, что начало очень художественно.
— Очень, — согласился Мейсон, ведя его через площадь к дому его матери. — Однако моя кузина не из Дувра.
— Я думал об этом, — сказал Дэл. — Но «в Дувре» так хорошо рифмуется с «кудри», что я позволил себе некоторую литературную вольность.
— Я бы сказал, что это тебя ко многому обязывает.
Дэл задумалсся над словами друга, и вдруг до него дошло, что его уводят от дома, где живет его безответная любовь.
— Нет, не надо. Я хочу оставаться на этих ступенях, пока она не согласится стать моей женой. — Он развернулся и, шатаясь, направился обратно к дому. — Хлад ночи не заставит меня свернуть с пути истинной любви. — Он плюхнулся на ступени и обратился к Мейсону: — А что такое, черт побери, «хлад ночи»?
— Я думаю, к утру ты это узнаешь.
Дэл глубокомысленно кивнул.
— Творческие муки и любовные страдания сделают меня еще более совершенным трагическим поэтом. Как ты думаешь?
— Я вижу, ты уже поэт, — опускаясь рядом с ним на ступени, сказал Мейсон.
Шепотом, огласившим всю площадь, Дэл произнес:
— После того как я завершу остальные песни или стихи — пока не знаю, как будет называться мой шедевр, — я закажу портному совершенно новый гардероб. Может быть, мистер Петтибоун рекомендует меня своему портному. Вот человек с европейским стилем и вкусом. — Он вздохнул и посмотрел на освещенное окно на третьем этаже. — Скажи мне, что это ее комната. Я видел ее, когда она смотрела из окна, и мне казалось, что мы всю жизнь смотрели в глаза друг другу. Даже в эту минуту я чувствую, как меня переполняет истинная любовь, ее лицо сияет, как полная луна, как Венера, выходящая из моря, как…
— Дэл, перестань, это комната Беатрис. — Мейсон поднял глаза и заметил, как отодвинутая занавеска быстро задернулась. — А что переполняет тебя, так это обед, съеденный в доме твоей матушки.
— Ну, это ты виноват, что мне пришлось с ней обедать. Она приказала мне быть дома и начала устраивать мою жизнь, даже распорядилась подготовить детскую. — Дэл пошарил в карманах и извлек большую серебряную фляжку. — Ставит телегу впереди лошади, но ты знаешь мою мать. — Он сделал большой глоток и предложил флягу Мейсону.
Чтобы помешать другу опустошить ее, Мейсон взял флягу и в знак признательности выпил глоток, а затем спрятал ее в свой карман.
— Думаю, — сказал Дэл, — к моему возвращению она уже выберет для моего наследника няньку, учителя и школу.
— Твоя мать — необыкновенная женщина, — дипломатично заметил Мейсон.
Дэл пошаркал ногами по камням, пытаясь встать.
— Полагаю, ты не впустишь меня сегодня.
— Нет, — подтвердил Мейсон.
Дэл встал и, пошатываясь, подошел к лошади. Ухватив поводья, он усмехнулся.
— Значит, нечего ждать, — сказал он и снова кивнул в сторону окна Беатрис. — Говоришь, комната Беа? Мне бы следовало знать, что моя Беа будет высматривать меня.
Лошадь ткнулась носом в его карман, и Дэл достал из него кусок сахара.
— Если бы я мог приручить твою кузину так же, как умею приручать лошадей.
— Сомневаюсь, что кусок сахара может покорить сердце дамы.
Дэл кивнул и выпрямился. На мгновение его лицо стало серьезным, и все следы опьянения исчезли.
— Если бы это было возможно, я бы купил для нее остров в Вест-Индии и спрятал ее в сахарном тростнике. Но не думаю, что это тронуло бы ее сердце.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что совершенно очевидно, что она влюблена в тебя.
Райли отступила от окна в темноту комнаты, пытаясь вспомнить, на чем она остановилась, когда просматривала принесенные с собой сцены.
Она много раз повторяла себе, что не должна сидеть всю ночь у окна в ожидании лорда Эшлина… нет, не должна. И вот он дома, а ее сердце внезапно забилось так, словно сегодня была премьера. Более того, несмотря на многочасовые репетиции, сейчас она не могла вспомнить ни строчки из своей пьесы.
Когда Райли, стоя посередине погруженной в темноту комнаты, пыталась вспомнить свой первый монолог, она услышала, как лорд Дэландер громко, так что его слышала вся Эшлин-сквер, заявил: «Совершенно очевидно, что она влюблена в тебя».
Райли вздохнула. Было очевидно только одно: лорд Дэландер надрался. Он уже был пьян, когда приехал около одиннадцати часов и не был впущен в дом. Она в то время приоткрыла окно и с веселым любопытством слушала, как Белтон вежливо, но твердо объяснял молодому человеку, что его присутствие в доме нежелательно.
Когда дверь захлопнулась перед его носом, лорд Дэландер в одиночестве занял пост, как часовой перед королевским дворцом. Райли улыбнулась. Виконт очень настойчив, но он не… Она не закончила мысль.
— О черт, — тихонько сказала она, снова подбираясь к окну и наблюдая за удаляющейся фигурой лорда Дэландера, ведущего свою лошадь через площадь. Вскоре хлопнула парадная дверь, и Райли услышала в холле голоса.
Мейсон разговаривал с Белтоном.
Голоса смолкли, и она услышала шаги — эти громкие уверенные шаги заставили ее лихорадочно собрать листы с пьесой и углубиться в чтение второго акта, несмотря на то что в комнате была такая темнота, что она едва различала страницы. Но Райли это не смущало, она старалась сделать все, чтобы доказать себе, что она о нем не беспокоилась.
Она слишком хорошо знала, что долги держат Мейсона за горло. За последние несколько дней он едва ли сказал кому-нибудь из них хотя бы несколько слов. Она восхищалась его решением выстоять самостоятельно, но при этом понимала, что гордость сама по себе не наполнит кладовые едой. Она сделала все, что могла, чтобы помочь, — нашла бакалейщика подешевле и поставщика угля для Белтона, но это были мелочи, лишь облегчавшие ведение домашнего хозяйства.
Райли знала то, что было известно каждому в этом доме: единственное средство спасти имя Эшлинов — это женитьба Мейсона по расчету. Одна только мысль об этом заставляла сжиматься сердце Райли. Охваченная отчаянием, она споткнулась о книгу, брошенную ею несколько часов назад, и самым постыдным образом упала на ковер.
