Линда Ховард - Против правил
– Убираться? – Рикки выглядела потрясенной, ее челюсть отвалилась от удивления. – Куда?
– Твои проблемы! – Кэтрин распахнула шкаф и начала вытаскивать оттуда чемоданы. Она швыряла их на кровать и раскрывала, а затем начала выдвигать ящики и как попало закидывать их содержимое внутрь.
Рикки вскочила на ноги.
– Эй, ты не можешь во всем обвинять одну меня! Я его, знаешь ли, точно не насиловала! Одной женщины Рулу никогда не достаточно…
– Отныне будет достаточно! И не пытайся заставить меня поверить, будто он приглашал тебя, потому что я, все равно, не поверю!
Рикки сердито посмотрела на груды одежды:
– Перестань разбрасывать мои вещи!
– Тогда пакуй их сама!
Внезапно Рикки закусила губу, и по ее щекам потекли слезы. Кэтрин смотрела на нее со смесью отвращения и изумления, удивляясь, как кто-то может плакать и при этом выглядеть столь прелестно. Ни сопливого красного носа, ни пятен на лице, только изящно скатывающиеся сверкающие бриллианты слез.
– Но мне действительно некуда идти, – прошептала Рикки, – и у меня совсем нет денег.
Дверь открылась, и, нахмурившись от раздражения, вошла Моника.
– Вы обе обязательно должны скандалить на весь дом и драться? Что случилось?
– Она меня выгоняет! – пылко перешла к обвинениям Рикки, ее слезы высохли как по волшебству. Уперев руки в бока, Кэтрин молчала с непримиримым выражением лица.
Моника взглянула на падчерицу и с досадой произнесла:
– Это ее дом. Полагаю, она имеет право решать, кому здесь жить.
– Конечно, это всегда был ее дом!
– Прекрати! – резко оборвала ее Моника. – Чувство жалости к самой себе никак тебе не поможет. Ты должна была знать, что, в конце концов, Кэтрин вернется, и если тебе не хватило предусмотрительности, чтобы подготовиться к такому будущему, пеняй на себя. И, кроме того, ты действительно хочешь провести всю свою жизнь, прислушиваясь к топоту ног чужих детей?
Видимо, Моника многое замечала, хотя всегда казалась равнодушной к любым делам, кроме собственных. Кэтрин сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться. Конечно! В конце концов, жизнь не такая уж сложная штука. На самом деле, все очень просто. Она любит Рула, любит ранчо, и не собирается отказываться ни от того, ни от другого. Зачем терзаться, беспокоясь о глубине чувств Рула? Какими бы они ни были, главное, что они вообще есть, и только это имеет значение.
Вместе с этими мыслями к ней полностью вернулся здравый смысл. Она вздохнула.
– Можешь не уезжать прямо сейчас, – сказала она Рикки, потирая лоб, чтобы ослабить напряжение, которое начинало там пульсировать. – Я вышла из себя, когда увидела… Во всяком случае, у тебя есть время что-нибудь придумать. Однако не слишком много, – предупредила Кэтрин. – Как бы то ни было, не думаю, что ты захочешь остаться на свадьбу, не так ли?
– Свадьбу? – Рикки побледнела, затем на ее щеках появились два ярких пятна. – Ты чудовищно уверена в себе, да?
– Для этого у меня есть причина, – невозмутимо ответила Кэтрин, – Рул сделал мне предложение до того, как сломал ногу. Я согласна.
– Поздравляю, – вступила Моника со спокойной расчетливостью. – Я так понимаю, что мы будем мешать? Рикки, дорогая, я решила воспользоваться предложением Кэтрин и переехать в ее апартаменты в Чикаго. Полагаю у нас с тобой достаточно хорошие отношения, чтобы мы могли ужиться вместе, если хочешь. Там ведь две спальни? – поспешно спросила она у Кэтрин.
– Да.
Кэтрин это показалось хорошей идеей. Она посмотрела на Рикки. Та кусала губу:
– Не знаю, я подумаю.
– Только не слишком долго, – посоветовала Моника, – я собираюсь переезжать уже в конце недели.
– Ты говорила, я слишком стара, чтобы жить с мамой, – со вспышкой обиды передразнила Рикки.
– Мое предложение не долго будет оставаться в силе, – отрезала Моника, – ради бога, решай сама.
– Хорошо.
При желании Рикки могла дуться, как ребенок, и сейчас она из кожи вон лезла, лишь бы все видели, как ей плохо, но Кэтрин это уже не волновало. Она вздохнула с облегчением. Поостыв, она бы испытала чувство вины, если бы выбросила Рикки из дома, не дав ей возможности хоть как-то подготовиться. Сейчас она знала, что срок пребывания сестры в доме ограничен, и чувствовала, что сможет выдержать это… если, конечно, снова не поймает Рикки за лапанием Рула.
Рул. Кэтрин еще раз глубоко вздохнула и приготовилась к последней битве. Холостяцкие дни Рула Джексона сочтены. И не важно, любит ли он ее. Она любит его за двоих и не собирается когда-либо снова убегать. Она останется здесь, и если он хочет ранчо, то получит и ее тоже. Ясно одно – она не вынесет мысли ни о какой другой женщине, полагающей, что он свободен, и готовой прыгнуть к нему в постель! Она привяжет его к себе как можно скорее и приступит к этому прямо сейчас.
С решительностью атакующей кавалерийской бригады, сверкающей в темных глазах, Кэтрин прошла по коридору к комнате Рула и пинком открыла дверь.
Она машинально взглянула на кровать и застыла в шоке, обнаружив ее пустой. Внезапный озноб пробежал по спине. Девушка вошла в комнату, повернула голову, ощутив движение справа от себя, и в ошеломлении уставилась на Джексона. Испуганный крик «Рул!» вырвался из ее горла.
Джексон, сражаясь с гипсовой повязкой на ноге, натягивал джинсы. Каким-то образом ему удалось распороть шов на левой штанине, так что он смог надеть их поверх гипса. Неустойчиво покачиваясь, Рул пытался одеться, и при каждом его вздохе сквозь стиснутые зубы вырывались ругательства. Он проклинал собственную слабость, гипс на ноге, пульсирующую боль в голове. На крик Кэтрин он неуклюже развернулся, и у нее перехватило дыхание, когда она увидела искаженное крайним отчаянием лицо и мучительные слезы, стекающие по загрубевшим щекам.
– Рул, – простонала Кэтрин, когда он обратил к ней взгляд полный такого нестерпимого страдания, что ей захотелось отвести глаза. Он шагнул навстречу, но внезапно пошатнулся, поскольку сломанная нога не выдержала его вес. Одним прыжком преодолев комнату, Кэтрин поймала его в тот момент, когда он начал падать, и удержала с неожиданной силой.
– О, боже, – охнул Рул. Мужские руки обвились вокруг нее мертвой хваткой, вдавливая Кэтрин в его жесткое тело. Он наклонил к ней голову, и тяжелые рыдания сотрясли его тело. – Не уезжай. О боже, милая, пожалуйста, не уезжай. Я могу все объяснить. Только не покидай меня снова.
Кэтрин пыталась устоять на ногах, но они постепенно подгибались под тяжестью его веса:
– Я не могу удержать тебя, – задыхаясь, выдавила она, – Ты должен вернуться в постель!
– Нет, – возразил он хрипло, его плечи приподнялись, – я не позволю тебе уйти. Я не мог выбраться из этой проклятой постели, не мог достаточно быстро одеться… Я так боялся, что ты уедешь прежде, чем я смогу остановить тебя, что я никогда не увижу тебя снова, – прерывисто бормотал он.
