Джейн Фэйзер - Изумрудный лебедь
— Угу. — Генрих устремил взгляд на берег. Несмотря на солнце, ветер был прохладным, в его дуновении уже ощущалось приближение осени. Конечно, Руасси справится с осадой отлично, но Генрих не любил передоверять свои дела другим. Он должен быть уверен, что вернется во Францию до того, как. погода изменится и морские путешествия станут невозможными. У него не было времени на то, чтобы улещивать эту леди Мод и ухаживать за ней, как положено.
Вытащив миниатюру из кармана камзола, он внимательно рассматривал ее — впервые после того, как принял решение. Советники сочли его тогда слишком скоропалительным и импульсивным. Ведь они не знали, что их король ожидал такого случая уже много месяцев.
С миниатюры на него смотрело бледное серьезное лицо, в котором самым прекрасным были лазурно-синие глаза. Чуть выступающая нижняя губа выдавала чувственность. Гладко причесанные темные волосы отливали золотом. У нее было безупречное протестантское происхождение. В изменившихся обстоятельствах она была бы достойной заменой Маргариты де Валуа. И более того. Он провел по портрету Мод д'Альбар загрубевшим пальцем. Будет приятно для разнообразия жениться на девственнице. Маргарита вела бурную жизнь задолго до их свадьбы. Ходили слухи, что она не брезговала и собственными братьями. Впрочем, Генриха это не особенно заботило. Это был брак, обычный для людей их происхождения, не по любви, а в силу государственной необходимости — политический союз. Но он не оправдал ожиданий и принес Генриху одни только унижения.
Он надеялся объединить протестантов и католиков своей женитьбой на Маргарите. Но короля предали и обрекли его людей на гибель. Теперь об объединении и думать нечего. Он даст католической Франции королеву-гугенотку, мать которой была убита во время страшной бойни в ночь Святого Варфоломея. И тогда круг замкнется, и цена будет заплачена сполна.
Он сжал обветренные губы так, что они побелели, и ястребиный нос Генриха заострился. Он ничего не простил, и этим людям предстояло об этом узнать, когда он возложит на голову корону Франции, а в колыбель положит младенца-сына.
Генрих спрятал миниатюру в карман камзола и ушел с носа судна, где моряки уже засуетились, свертывая паруса на фок-мачте. Наконец судно стало на якорь вблизи гавани. Слуги поспешили вынести сундуки. Человек ранга герцога Руасси не мог предстать при дворе королевы Елизаветы без соответствующего гардероба, хотя, бросив сейчас взгляд на того, кто должен был стать герцогом Руасси, никто бы не подумал, что он располагает подобной одеждой. Генрих все еще был в том самом одеянии, в котором вел осаду Парижа и которое носил в своем лагере. На нем были безрукавка из бычьей кожи, штаны в обтяжку до колен и сапоги до бедер. Голова его оставалась непокрытой. Шпага у него была простая, без украшений, как и кинжал. Это было оружие солдата, и сталь местами была выщерблена, но края настолько остро отточены, что сквозь них, казалось, можно было смотреть на солнце.
Генриха гораздо больше, чем его личное имущество, волновали лошади, которых как раз в этот момент выводили из-под тента на корму. Его личного боевого коня вел грум, специально приставленный к животному.
— Он хорошо перенес путешествие по морю?
— Да, ваше… милорд, — ответил грум кланяясь.
Генрих потрепал Валуара по холке, и конь радостно заржал, уткнувшись мордой ему в плечо.
— Он всегда хорошо переносил путешествия.
— Будете высаживаться, ваша светлость? — Капитан шлюпа, англичанин, уже направлялся к своему благородному пассажиру через палубу. Он был бывалым, обветренным всеми ветрами моряком, обычно мало знавшимся с французами, тем более с французскими дворянами, но на сей раз он счел своего пассажира приятным спутником, простым в обращении и на диво хорошо знакомым с морским делом, а также весьма веселым собутыльником. Ему было жаль с ним расставаться. — Уже готова лодка, чтобы отвезти вас на берег, сэр. И скоро будут подготовлены плоты, на которых мы доставим лошадей.
— Примите мою благодарность, капитал Холл. — Генрих протянул ему руку. — Это было на редкость приятное путешествие.
— Чему способствовали добрый ветер и милосердная погода, — бодро ответил капитан, пожимая руку. — Для меня было большим удовольствием послужить вам. Когда вы будете возвращаться во Францию, надеюсь отвезти вас обратно.
— Если через две недели ваш корабль все еще будет в гавани, я буду счастлив совершить обратное путешествие с вами. — Генрих натянул толстые кожаные перчатки, доходившие до локтей.
Капитан поклонился и отошел к поручням, чтобы проследить, как его высокородный пассажир спустится вниз по раскачивающейся веревочной лестнице в лодку. Герцог и его дворяне сделали это с живостью и легкостью опытных моряков или, уж во всяком случае, закаленных солдат, и гребцы дружно взялись за весла. Скоро они оказались на достаточном расстоянии от шлюпа и двинулись по узкому проливу во внутреннюю бухту.
— Лучше нам тотчас же отправить гонца в замок, Магрэ, — сказал Генрих, ступая на берег. — Мы будем ждать его возвращения в «Черном якоре». — Он указал на здание постоялого двора на пирсе.
В мрачной на вид общей комнате постоялого двора король Франции весело махнул хозяину и указал на бочонок с элем:
— Наполни наши кружки, хозяин. Я удачно пересек канал и в ознаменование благополучного исхода моего морского путешествия хочу угостить своих спутников и всех твоих гостей.
Раздался рев одобрения. Компания, собравшаяся в таверне, была в восторге, и через несколько минут Генрих оказался в центре внимания веселых горожан.
Магрэ смиренно наблюдал эту сцену. Он привык, что его суверен охотно пил в компании своих солдат так же беззаботно, как сегодня. Монарх был подозрителен до такой степени, что порой это походило на одержимость, однако никто не мог бы догадаться об этом, глядя на него теперь, веселого и довольного, в шумной компании выпивох. Они уже считали его своим лучшим другом. Генрих доверял простым людям, а в коварстве подозревал только своих пэров, и — да будет милостив к нам Господь! — он был совершенно прав.
Констебль Дуврского замка выехал лично встретить герцога Руасси и его приближенных. Он окаменел, увидев своего благородного гостя, запросто бражничающего в дешевой гостинице в компании рыбаков и бродяг. Однако в облике гостя и его манерах было нечто такое, что удержало констебля от лишних высказываний.
Он сопроводил своих гостей в замок и тотчас же отправил в Лондон курьера с изъявлениями почтения герцога ее величеству и с просьбой принять его при дворе. Второе письмо было отправлено графу Харкорту с сообщением о прибытии герцога и с подспудно выраженной надеждой на то, что ему будет предложено остановиться под кровом Харкортов.
