Карен Монинг - Поцелуй горца
Его старший сын мог быть иногда таким упрямым. После трех разорванных помолвок, он был так слеп из-за сомнений в себе, что с дьявольским упорством добивался свадьбы, был не расположен принимать что-нибудь, что могло угрожать бы его свадьбе. Он собирался жениться, и не остановиться в процессе.
Хотя Сильван знал, им нужно было продолжить род Кельтаров, он подозревал, что брак между Драстеном и девочкой Эллиотов повлечет за собой обман длинною в жизнь и неминуемым исходом будет страдание их обоих.
Была ли она крошечной сумасшедшей, эта Гвен Кейсиди? Сильван не был так уверен в этом.
Глава 16
Бессета Александр шарила по каминной полке в поисках ее тисовых палочек. Ужас свернулся, как ядовитая змея, в нутрии ее живота. Глубоко суеверная женщина, ее чары были так же необходимы ей как воздух, который она вдыхает. С недавних пор, она принималась плакать ежедневно, обезумев представляя, что угроза приблизилась ближе, к ее сыну чем когда-либо.
Когда она и Невин впервые появились в Замке Кельтар, она была взволнованна, возвратившись в Высокогорье. Никакое плоскогорье не для нее: она горела желанием в течении многих лет вернуться к туманным вершинам, переливающемуся озеру и поросшим вереском пустошам ее молодости. Высокогорье было ближе к небесам, даже луна и звезды казались под рукой в горах.
Невин занял место главного священника в древнем и богатом клане. Здесь он мог прожить жизнь в безопасности и довольствии без какого-либо риска увидеть сражения, в которых она потеряла своих остальных сыновей, поскольку МакКельтары владели вторым лучшим Гарнизоном во всей Альбе, после Короля.
Да, первые две недели она была в приподнятом настроении. Но потом, вскоре после их приезда она бросила свои палочки и увидела темные, неумолимо приближающиеся, тучи на горизонте. Пытаясь, как могла, но была не в состоянии задобрить палочки или руны или чайные листочки, что бы они рассказали ей больше.
Только темнота. Темнота, которая угрожала ее единственному оставшемуся сыну.
И потом, в последний раз, она прочитала их, темнота протянулась к одному из сыновей Сильвана, но она была не в состоянии определить к которому из них.
Иногда она чувствовала, что засасывающая темнота дотягивалась до нее, пытаясь затащить ее в себя. Она могла просидеть часы, сжимая свои руны, рассматривая их формы, покачиваясь взад и вперед, до тех пор, пока паника не ослабнет. Неясный страх был ее компанией пожизненно, даже когда она была меленькой девочкой. Она не потеряет своего сына, как бы эта темная огромная пустота не добивалась ее слез живыми когтями.
Вздыхая, она пригладила волосы трясущимися пальцами, потом бросила палочки на стол. Бросила бы она их в хижине Невина, то получила еще один выговор о Боге и Его неисповедимых путях.
Спасибо тебе большое, парень, но я верю моим палочкам, не твоему невидимому Богу, который отказывается ответить мне, когда я спрашиваю Его, почему Он забрал четырех моих сыновей, а у меня только один.
Изучая рисунок, веревка в ее животе затянулась. Ее палочки упали в тот же самый узор, в который они показали прошлый раз. Дэйгис – но она, ни как не знала с какой стороны придет опасность. Как она предотвратит это, если она не знала, откуда это придет? Она не потерпит провал со своим пятым и последним сыном. Одна, и эта голодная темнота заполучит ее, унесет ее внутрь, это должно быть, конечно, забвение ада.
-Скажите мне больше,– умоляла она. – Я не могу ничего сделать, пока я не знаю, какой парень несет опасность моему сыну.
Теряя надежду, она собрала их, затем неожиданно сменила намерение и сделала что хорошая гадалка редко рискнет, что бы не вызвать зло, не настроенная боятся и отчаиваться, она хитро разобрала ложный рисунок на части. Она бросила их снова, второй раз, и практически, как и в первый раз.
К счастью, судьба была расположена быть доброй и великодушной, когда палочки ударились со стуком о стол, ее одарило видение – то, что случилось в ее жизни только однажды.
Вытравленное в ее сознании, она четко увидела старшего МакКельтара и паря – Драстена – хмурящегося, она услышала плачущую женщину, и увидела своего сына, кровь сочилась из его губ. Где-то в ее видении она почувствовала четвертого человека, но не могла ввести его лицо в фокус.
После секунды, она решила, что четвертый человек не должен представлять опасность Невину, пока она не могла видеть его или ее. Возможно невинный наблюдатель.
Плачущая женщина, должно быть, была той, о которой говорили ее палочки, которая убьет ее сына – леди, на которой Драстен МакКельтар женится. Она зажмурила глаза, но могла только бросить мимолетный взгляд на маленькую с золотыми волосами женщину, которую она никогда раньше не видела.
Видение поблекло, оставляя ее трясущейся и истощенной.
Она должна как-то положить конец всему, до свадьбы Драстен МакКельтара.
Она знала, он был обручен – все в Альбе знали, что он был обручен в четвертый раз – но Невин был, конечно, сдержан в разговорах об обитателях Замка Кельтар. Она не имела понятия, когда состоится свадьба, или даже когда приедет невеста.
С недавних пор, чем больше она вытягивала новости из своего сына, тем более скрытным он становился. И это раздражало ее. Когда они только приехали, он свободно разговаривал о замке и его жителях, сейчас было редким для него упоминать о чем-либо о его днях в замке, только скучные детали касающиеся его работы в часовне.
Хижина Александров стояла в долине на окраине Баланохи, около четырех километров от замка. Невин наблюдал за восстановлением двух часовен во владении, и ходил туда каждый день, но такая утомительная прогулка была не возможна из-за ее больных суставов и распухших ног. Прогуляться в Баланоху, одну пятую километра на север, было возможно, и в хорошие дни она могла сходить, раз пять или больше, но четыре километра туда и обратно было не возможно для нее.
Если она не могла выманить информацию лестью из собственного сына, возможно, если погода продержится, она сможет сходить в деревню.
Невин был всем, что у нее осталось, и никого больше – ни МакКельтар, ни церковь, нет, даже ни Бог – не заберет ее последнего сына.
*****
-Сюда, лошадь, лошадь, лошадь,– ворковала Гвен.
Животное вопросительно задрало губы, показывая ужасно большие зубы, и она поспешно отдернула руку. Уши торчком, хвост со свистом рассекает воздух, лошадь рассматривала ее совершенно враждебно.
Десять минут назад конюх вывел двух лошадей из конюшни и неряшливо привязал их к столбу около двери. Драстен повел самую большую из них не оборачиваясь, оставляя ее одну с другой лошадью. Потребовалось напряжения каждого кусочка нервов, что бы она дошла к столбу, и вот она встала около двери конюшни, пытаясь уговорить проклятую лошадь.
