Тоска Ли - Царица Савская
Он поднял руку ладонью вверх.
— Для этого достаточно времени. Есть вещи, которые я хотел бы о тебе узнать.
— В моей стране этот жест означает мольбу.
— Тогда я молю тебя, — сказал он с мягкой настойчивостью. — Есть вещи, которые я хочу, чтобы ты поняла. Завтра я хочу показать тебе мой город. А вечером после этого устрою пир для тебя и твоей свиты.
— Мне никто не сообщал о пире, — сказала я, чувствуя, как снова подступает раздражение, и понимая, что всякий раз это не столько злость, сколько ощущение собственной беспомощности. Я привыкла сама устанавливать время для всех своих занятий. Но с этим царем я чувствовала себя прижатой к стене.
— Я только сейчас решил его устроить.
— Я пойду с тобой посмотреть твой город, — сказала я. — Но ты должен обещать мне одну вещь.
— Да?
— Не думай, что будешь водить меня за нос, и не оскорбляй меня больше просьбами прийти к тебе, как сегодня.
— Ты думаешь, я оскорблял тебя? — его брови взлетели вверх, и я не сумела определить, искренне ли его удивление или искусственно. — Это единственное место, где я могу найти уединение!
— Ты мужчина в царстве мужчин. Будь я Баалэзером, царем Финикии, мы не вели бы подобного разговора. Наверняка мне не нужно объяснять тебе почему.
— Будь ты Баалэзером, я не пригласил бы тебя в мой сад.
— Вот именно.
— Я не насильник женщин.
— Я вовсе не это предполагала.
— И все же ты изрядно осмелела, как только твой евнух оказался поблизости.
— Стал бы ты держать советников Баалэзера вдали от него? А его самого вдали от зала твоего совета?
— Разве ты не понимаешь? Я устал от соглашений! От переговоров. И ты тоже, мне это очевидно.
И, чтобы устать, понадобилось всего лишь четыреста жен, саркастично подумала я.
— Зачем же я приехала, если не за этим? Ты требовал моего посольства и угрожал будущему моего царства. Что ж, я дала тебе нечто большее, чем посольство. Но не думай, что я приехала пробовать твои угощения.
Выражение его лица изменилось, на миг он показался даже уязвленным.
— Мы с тобой похожи, ты и я. Но если ты приехала лишь за соглашением, мой ответ — нет.
Я моргнула.
— Ты не можешь всерьез этого говорить.
— И все же говорю. Ответ «нет». Можешь попытаться меня умилостивить, но, клянусь тебе, для этого потребуется огромный дар убеждения. Убеждения, на которое ты едва ли способна, даже если пожелаешь.
У меня рот открылся под вуалью.
— Итак, теперь это решено, и выгоды не предвидится, а я спрашиваю тебя снова: готова ли ты завтра посмотреть со мною мой город?
— Твой храм не получит фимиама для курильниц! Разве твой бог не приказал тебе жечь благовония? Как он отомстит тебе за твое ослушание?
— Ты считаешь, что я не найду благовоний в иных странах мира?
— У тебя не будет золота Сабы…
Он раскинул руки, словно охватывая дворец и храм.
— Разве мне нужно золото?
— Ты же не можешь рассчитывать на очередную жену!
Он рассмеялся.
— Что за нужда мне брать новую женщину в жены?
— Тогда ради чего я проделала весь этот путь? — спросила я.
— Я думал, ты мудра, — ответил он, отворачиваясь.
— Я не могу вернуться с пустыми руками. Ты знаешь это не хуже, чем я сама. Мой совет будет призывать к войне.
Он махнул рукой.
— Я отправлю дары, которые остудят твой совет. И есть ведь иные пути для твоих караванов. На восток, к великому заливу, меж двух рек…
Я подавила панику, пытаясь найти хоть малейший рычаг давления на этот капризный разум. Я готовилась ко множеству возможных вариантов.
Но я не была готова вот к этому.
Мне представилась стоящая между нами доска для игры в Сенет и пешка, которую жертвуют на квадрате. Я тоже оперлась руками на стену.
— Как ты устал от соглашений и переговоров, так и меня утомили дары. Поэтому положение кажется мне безвыходным, — ответила я спокойно, пытаясь сдержать подступавшую тошноту.
— Да, кажется, — прошептал он.
Где-то в сумерках соловей начал свою ночную песнь, а какая-то мать звала детей возвращаться в дом.
— Я не смогу уехать до поздней осени. А потому мы можем прогуливаться по городу и пировать, как будто в последний раз.
Я скорее почувствовала, чем увидела, что он обернулся через плечо.
— До завтра, царь Соломон, — сказала я, уходя.
Пусть думает, что выиграл эту партию.
В ту ночь, вернувшись в свои покои, я заперлась во внутренней комнате и привалилась спиной к стене, почти вцепившись ногтями в лоб.
Миг спустя я сорвала вуаль, и меня стошнило в ночной горшок.
Глава двадцать вторая
Я была бесстрашной. Я была безрассудной.
Настало время быть мудрой.
Египет был слаб. Баалэзер едва взошел на трон. Корабли еще не достроили. И я — я была в этом уверена — ни за что не согласилась бы повторить проделанный путь.
Как же вышло так, что после единственного разговора я получила меньше, чем вдень своего приезда и чем могла получить, вообще не пускаясь в путь?
У меня было шесть месяцев. Шесть месяцев, чтобы заставить таинственного царя передумать. И защитить будущее Сабы.
Но в ту ночь я лежала без сна и не находила выхода. Его не переубедят благовония и золото. Он устал от соглашений. Он презирал лесть.
Интересно, сколько женщин оттолкнули его привычными интригами.
Он страстно желал показать мне город. Но не ради похвалы, это точно — похвал он, без сомнения, наслушался вдоволь.
Он рассматривал мою руку, как какое-то чудо.
Значит, ему хотелось чему-то поклоняться.
Но он сам поставил своего бога превыше всего остального.
Он устал от золота и драгоценностей, и все же собирал их, как одержимый.
Что означало — он жаждет богатства. Однако богатством он уже обладал.
Я вцепилась себе в волосы и вышла на террасу, чтобы взглянуть вверх, на равнодушный лик луны. Что же могло тронуть сердце царя, для которого поблек весь блеск завоеваний?
Я вздохнула и собралась вернуться в комнату, но тут заметила движение на одной из крыш внизу. Какой-то человек прогуливался по краю и так же смотрел в небо, как я мгновенье назад.
Интересно, кто он такой. Купец? Писарь? Какие мысли не дают ему сна, что гложет его душу? Доставка оливкового масла? Неоконченное дело, что сжигает его, как восход солнца восточную сторону неба?
Но пока что на нас обоих светила луна, не делая различий меж царицей и обычным горожанином.
Интересно, а царь тоже шагает сейчас по террасе, как я? Что не дает ему покоя? Не армия, подступающая к границе. Не недостаток в женщинах, способных согреть ложе. Алмаках свидетель, царь мог брать новую женщину каждую ночь, и не управился бы с ними за год.
