Эдит Лэйтон - Великосветский переполох
Камилла засмеялась.
— Ты едешь, моя милая Белла. Даже если мне придется тащить тебя в бальный зал за волосы — они для этого уже достаточно отросли. А я это сделаю, даже если ты будешь вопить, как привидение-плакальщица[3]. Разве это будет не потрясающее «первое впечатление»?
Аннабелла нахмурилась.
— Ты уверена, что в тюрбане я не буду выглядеть лучше?
— А ты спроси Майлса, — ответила Камилла самодовольно. — Белла, — снова рассмеялась она, —ты действительно будешь первой красавицей бала.
— Нет, — торжественно-серьезно произнесла Аннабелла. — Я бы не стала ею, даже если бы могла. Первой станешь ты.
Они взялись за руки и начали спускаться вниз по длинной лестнице, их матери двинулись следом. Майлс и отец Аннабеллы уже ждали их.
— Что ты сделала с моей сестрой? — обратился Майлс к Аннабелле, когда они спустились вниз. — Прекрасное, грешное создание, сейчас же верни мне мою сестру!
— Думаешь, я и в самом деле приведу в восторг Лондон? — спросила Камилла.
— Считай, что он уже покорен. Но сколько же работы ты мне задала. Теперь я начну отгонять от дома назойливых поклонников.
Он повернулся к жене, которая здоровалась с отцом.
— Вы только посмотрите! — выдохнул граф, держа дочь за руку и отступая назад, чтобы оценить ее внешний вид. — Должен признаться, я был задет, когда ты передала, что встретишься со мной только сегодня вечером. Но ничего удивительного. Ты хотела меня ослепить. Тебе это удалось. Ты выглядишь лучше, чем когда-либо. — Он заключил ее в свои крепкие объятия. — Слишком худая, — сказал он, вновь отступив и нахмурившись. — Надо сказать, что в этом есть своя прелесть, — поспешил добавить он, — но я привык к тому, что тебя было больше.
— О, очень скоро будет гораздо больше. — Она рассмеялась, утерев глаза тыльной стороной ладони.
— Аннабелла! — воскликнул он в восторге. — Я стану дедушкой?
— О нет! — ответила она, ее глаза расширились. — Я только хотела сказать, что я ем все, что попадается мне на глаза.
— Ну, я все же буду надеяться, — сказал он. Она опустила голову и начала теребить перчатки.
— Как и все мы, — невозмутимо вступил в разговор Майлс. — Но сейчас нам пора отправляться, чтобы порадовать Лондон, представив ему двух прекрасных молодых леди.
Аннабелла подняла голову и взглянула на него.
— Мою сестру в первый раз, — сказал он с улыбкой. — И миледи впервые после ее возвращения.
— Должно быть, здесь собрался весь Лондон! — ликовала Камилла. Они стояли в переполненном холле у самого входа, ожидая своей очереди быть представленными хозяину и хозяйке бала.
— Нет, только те, кто что-нибудь собой представляет в Лондоне, — с достоинством произнесла матушка Аннабеллы.
Аннабелла ничего не сказала. Она глядела прямо перед собой. Но Майлс, который держал ее за руку, чувствовал, как она дрожит. Он знал, что Аннабелла волнуется; ему казалось, что он почти слышит, как бьется ее сердце, и было немного жаль, что она совсем не рассчитывает на его поддержку. Но, как всегда, он был восхищен ее смелостью.
Аннабелла отдала свою пелерину лакею и теперь стояла во всей своей красе. Наряд ее был изумителен, но, вне всякого сомнения, она не была той женщиной, которая весной вместе с ним покидала Лондон. Она не была более той изысканной миниатюрной Венерой, которую все знали и которой все восхищались. И сейчас она выглядела очаровательно, но уже в стиле девчонки-сорванца. И все же Майлс был уверен, что никогда не видел ее более привлекательной. В то же время он знал, что будет так думать, как бы она ни выглядела, поскольку он не только был пристрастен… но, на свою беду, безумно влюблен в нее.
Было важно, чтобы дебют его сестры сегодня вечером прошел успешно, но он не волновался из-за Камиллы. Она вполне могла покорить город. Майлс беспокоился о своей жене. Для нее так важны были эти люди и их мнение. Он сжал ее руку и встретил ее удивленный взгляд — она словно забыла о его присутствии, а теперь вдруг вспомнила. Это причинило ему боль. Более того, она заставила его осознать, что, как бы ни прошел этот вечер, им предстоит пройти еще долгий путь.
Он обнаружил, что нервничает из-за Аннабеллы, наверное, не меньше, чем она сама. Когда объявили их имена, он положил ее руку на свою и вместе с сестрой, взявшей его под руку с другой стороны, они вошли в зал.
Ослепительно освещенная комната была заполнена людьми, разодетыми столь великолепно, как только они могли себе позволить. Теплый цветочный запах из беседок, заставленных цветами, наполнял воздух, с балкона доносилась музыка. Мелодии, исполняемые музыкантами, смешивались со звучащими вокруг разговорами и смехом. Майлс расслабился; казалось невозможным, чтобы одна крошечная персона произвела быстрое и сколь-нибудь значительное впечатление на это собрание.
Но его жене это удалось.
Майлс увидел, как все головы повернулись в их направлении. Он слышал, как разговоры запнулись и прекратились. Он увидел, что на нее устремились жадные взгляды, и в этот момент он ненавидел всех.
Но выражение лица Аннабеллы не изменилось. Она ответила всем прямым взглядом и легкой улыбкой. И в этот момент Майлс окончательно и целиком отдал жене свое сердце.
Первыми к ним подошли Деймон Райдер и его жена Джилли. Майлс напрягся. Отдает ли этот человек себе отчет в том, что любое его слово будет иметь большое значение для нее? Майлс даже пожалел, что не последовал своему первому побуждению и втайне не поговорил с ее старыми знакомыми и не упросил их сделать при их первой встрече комплимент ее внешности. Его удержало лишь то, что если бы ей вдруг стало известно об этом, ее реакция могла быть непредсказуемой. Но теперь он испытывал еще больший страх за нее.
— Миледи, — сказал Деймон Райдер, наклоняясь к ее руке, — вижу, что вы окончательно поправились. Но за это время вам удалось создать совершенно новый облик. Вы выглядите великолепно.
— Мне нравятся ваши волосы, — сказала Джилли Райдер.
Аннабелла уже потянулась рукой к своим волосам, но потом опустила ее. Майлс задался вопросом, не воспринимает ли она их отношение как покровительственное или насмешливое. Пока он сам не мог в этом разобраться.
— Что я слышу! — протянул худой и долговязый граф Драммонд, когда вместе с супругой подошел, чтобы поприветствовать их. — Мне воистину слышится щелканье дюжин ножниц миледи, — произнес он, склоняясь к ее руке, — полагаю, вы на несколько недель обеспечите работой лондонских парикмахеров, поскольку все светские дамы начнут обрезать свои волосы. Милая, — обратился он к своей жене, — будь любезна поставить меня в известность об этом заранее, поскольку, на мой взгляд, лишь немногие женщины способны подавать себя в таком стиле, как эта леди.
