Высматривая путь. Том II (СИ) - Борчанинов
— Отчего же не показать, — повел плечами Эскель и поднялся.
Стянул с себя куртку, разложил ее у костра на камне и закатал рукава влажной рубахи. Растер ладони друг о друга, а когда почувствовал тепло, то снова сложил Игни и повернул руку ладонью вверх. Небольшие языки пламени заплясали на кончиках его пальцев, разбрасывая в стороны ворох ярко-оранжевых искр. Выглядело это и впрямь весьма симпатично, если бы не было так опасно. Потеряй он контроль хоть на мгновение и тролль, что завороженно смотрел на представление не переставая хлопать своими ручищами, тут же сгорит.
— Фокусы, — наконец выдал Пугг.
А Эскель, стряхнув с руки огонь, словно это было что-то несущественное, вытер ее о рубаху.
— У меня есть немного еды и перцовка. Составишь мне компанию?
— Есть водка — Пугг пить. Нет водка — Пугг есть, — деловито махнул рукой тролль.
— Есть водка, есть, — криво улыбнулся ведьмак и громко сплюнул в сторону.
И пока тролль, зачем-то, снова принялся суетиться со своим дырявым котлом, Эскель проверил коня, сходил за седельными сумками, а затем устроился у костра. Достал нож, пол буханки серого хлеба, репчатый лук, небольшую репу и любовно завернутый в серую тряпицу засоленный кусок шпика с мясной прослойкой. Расстелив на подходящем камне ткань, в которую был завернут хлеб, он принялся все раскладывать на ней и кое-что даже нарезать. А как снедь была готова, то пришло время доставать бутылку.
Пугг потоптался рядом, обошел несколько раз костер, позаглядывал из-за ведьмачьего плеча, а как понял, что все готово, то плюхнулся на зад по правую руку от Эскеля, раскинув мощные, толстые ноги.
Ведьмак взглянул на бутылку, затем на тролля и задумчиво бросил взгляд на раскрытую сумку. Поколебался чутка, и все же решил достать еще одну, только не с перцовкой, а спиртом. Это конечно пойло похуже, но тролль вряд ли почувствует какую-то существенную разницу. Он протянул Пуггу спирт и кивнул.
— Бери. Это тебе.
— Вся?
— Вся. И еду бери, — он указал взглядом на ткань с разложенным ужином.
— Пугг не пил с возьмаком.
— Оно и не удивительно, — с характерным звуком откупорив бутылку, Эскель поднял ее повыше. — Ну, за встречу?
— За сречу! — отозвался тролль и пальцами, что больше напоминали сардели, вытащил деревянную пробку, принюхавшись. А как его широкие ноздри заходили ходуном, то решительно выпил, выдохнув с таким облегчением и так по-человечески, что Эскель едва не подавился от подкатившего к горлу смешка.
Подумать только, он пьет с лесным троллем, который вздыхает как заправский пьянчуга. Скажи кому — не поверят. Хотя отчего же не поверят? Геральт вон тоже любитель с чудищами дружбу заводить. Видать и Эскель теперь пошел по его стопам, неосознанно подкидывая Ламберту новую почву для саркастичных замечаний и искрометных шуточек.
— Почему ты живешь один? Где твоя пара? — ведьмак закинул в рот кусок шпика и зажав зубами ломоть хлеба, потянулся за репой.
Он читал, что лесные тролли — самые что ни на есть однолюбы. Находят себе самку и живут с ней практически всю жизнь. Таскают еду, приносят всякие находки, заботятся, даже, бывали случаи, когда ведьмаки находили весьма пригодное для жизни обустроенное жилье троллей. Правда наведывались они туда с отрубленной головой хозяина в руках. Но то все издержки профессии. К тому же самка всегда уходила из убежища после смерти самца. И это, по его мнению, было жутко примечательно.
— Была баба. Готовила. Обнимала. Кричала. Нет бабы. Убили.
Пугг взглянул на еду, высунул синеватый язык, облизнулся и воровато схватил кусок шпика. Принюхался, и только потом бросил его в рот, принявшись монотонно жевать. Видать зубы у него были не все, так как еду он зачем-то перекатывал за щеку.
— У возьмака баба есть?
— Есть, — с набитым ртом ответил Эскель.
— Не убили?
— Надеюсь, что нет. Ждет меня.
Снова зажав зубами остатки хлеба, а между раскинутых ног устроив открытую бутылку перцовки, он дотянулся до небольшой палки, что валялась у камня с едой, и принялся ворошить ею костер, чтобы тот не погас.
— Хороший баба. Моя тоже ждала. Красивая рожа?
— Красивая, — ведьмак снова приложился к бутылке с перцовкой, вытирая ладонью губы и подбородок, по которому чутка потекло.
Тролль повторил за ним.
— Твой рожа не красивая, — заговорил он. — Почему баба ждать?
— Не знаю. Я не спрашивал.
— Любить тебя?
Эскель после этих слов зашелся таким кашлем, что пришлось долго и упорно колотить кулаком в грудь, чтобы та клятая крошка наконец вылетела. Признаться он и не думал об этом. Да и какая может быть любовь? Они ведь еще столько друг о друге не знают. Хотя он и сам не понимает, как это — любить. Может быть, он уже любит, но просто об этом не догадывается?
— Не думаю, — наконец захрипел ведьмак и утер ребром ладони выступившие слезы.
— Ты — любить? — все не унимался Пугг.
— Да что ты все заладил? «Любить, любить». Не знаю я кто там кого должен любить.
— Я бабу любить. И она любить. Тогда я не пил. Из-за любить. А теперь пью. Ты пьешь — ты не любить.
— Логично, — усмехнулся Эскель и сделал еще один глоток перцовки.
Та обожгла саднящее от кашля горло, потекла в желудок и мгновенно согрела лучше любого огня. Он прижал предплечье ко рту, зажмурился, и только потом сдавленно выдохнул.
— Пугг хотеть быть возьмак! — выпив еще, воодушевленно воскликнул захмелевший тролль.
— Тролль не может стать ведьмаком, Пугг, — с некой грустью всматриваясь в пляшущие языки пламени отозвался Эскель.
— Хотеть! Будет водка. Будет мясо. Будет меч. Будет лошадь!
— А детей ты хочешь?
— Хотеть, — с нескрываемым недоумением ответил тот и уперся рукой в колено, наклонившись чуть ближе.
— У ведьмаков не бывает детей. Потому, лучше тебе оставаться троллем.
— А водка? Мясо?
— Водку и мясо можно достать, даже будучи троллем. Найди купца на тракте и купи у него, — предложил без задней мысли ведьмак и сделал еще один глоток перцовки.
— Нет монет.
— Я дам тебе монеты. Четыре штуки. На водку и мясо хватит.
— Добрый возьмак, — Пугг опрокинул в себя остатки спирта и отбросив в сторону пустую бутылку, откинулся назад, упираясь ручищами в камни.
— Оттого и страдаю, — хмыкнул Эскель и равнодушно взглянул на еду.
Есть теперь совсем не хотелось, а от алкоголя обострилась тоска, которая стала одолевать его с невероятной силой. Да еще и этот непутевый заладил «любить» да
