Обольсти меня на рассвете - Клейпас Лиза
– Вы считаете, что она слишком хрупка, чтобы рожать детей? – сказал Кев. – Но она консультировалась с другим врачом в Лондоне, который…
– Да, я знаю. Уинифред назвала вам имя того врача? – Глаза у Харроу были льдисто-серыми, но в тоне его было еще больше льда, чем во взгляде.
Кев покачал головой.
– Я был настойчив, – сказал Харроу, – и задавал ей вопросы, пока не получил ответ. И я сразу узнал, что она назвала мне вымышленное имя. Но, просто чтобы убедиться, я проверил списки регистрации всех врачей Лондона, имеющих лицензию на практику. Доктора с таким именем не существует. Она лгала, Меррипен. – Харроу провел рукой по волосам и принялся ходить взад-вперед по комнате. – Женщины дьявольски изворотливы, когда хотят добиться своего. Господи, да вами манипулировать проще простого! Ведь это так?
Кев не мог ответить на этот вопрос. Он поверил Уин по той простой причине, что она никогда не лгала. На его памяти она солгала лишь однажды, когда обманом заставила его принять морфий, когда он получил ожоги при пожаре и очень страдал. Потом он понял, почему она это сделала, и сразу ее простил. Но если она солгала ему насчет этого… Меррипен чувствовал себя так, словно ему плеснули на рану кислоты.
Теперь он понимал, почему Уин так нервничала перед возвращением.
Харроу остановился у стола и присел на край.
– Я все еще хочу ее, – тихо сказал Харроу. – Я все еще готов взять ее в жены. При условии, что она не забеременела. – Он замолчал, почувствовав на себе злобный взгляд Кева. – О, вы можете сколько угодно злиться на меня, но правду отрицать не можете. Посмотрите на себя – как вы можете найти себе оправдание? Вы просто грязный цыган, которого тянет на красивых баб, как и всех прочих из вашего племени. – Харроу пристально смотрел на Кева, продолжая говорить. – Я уверен, что вы любите ее. На свой лад, разумеется. Не утонченно, не так, как на самом деле ей нужно, чтобы ее любили, но так, как может любить один из вас, из цыган. Я нахожу это даже отчасти трогательным. И мне жаль вас. Вне сомнений, Уинифред испытывает к вам привязанность. Ей кажется, что узы дружбы, а ведь вы знаете друг друга с детства, дают вам больше прав на нее, чем другому мужчине. Но она не знает жизни. Она слишком долго прожила в изоляции. У нее нет ни мудрости, ни опыта, чтобы понять, что на самом деле ей нужно. Если Уин выйдет за вас, то рано или поздно от вас устанет. Это лишь вопрос времени. Она неизбежно захочет большего, чем можете предложить ей вы. Найдите себе крепкую крестьянскую девушку, Меррипен. А еще лучше – цыганку, которая будет счастлива с вами, которую вполне устроит та простая жизнь, которую можете дать ей вы. Вы хотите получить соловья, в то время как вам куда лучше будет с крепкой милой голубкой. Сделайте верный выбор, Меррипен. Отдайте Уин мне. Еще не поздно. Со мной ей будет хорошо и спокойно. Со мной она будет в безопасности.
Кев едва мог услышать свой хриплый голос. В голове его шумело. Он был растерян. Он был в отчаянии. Он был в ярости.
– Может, мне стоит спросить Ланемов, согласятся ли они с тем, что с вами она будет в безопасности?
И, не оглядываясь, не стремясь оценить произведенный его словами эффект, Кев вышел из библиотеки.
Тревога Уин росла, по мере того как шло время. Она оставалась в гостиной с сестрами до тех пор, пока Беатрикс не устала от чтения. Она была предельно напряжена, и единственное, что помогало отвлечься, это наблюдение за проделками хорька Беатрикс по имени Хитрец, который, казалось, души не чаял в мисс Маркс, несмотря на ее явную к нему антипатию, а может, как раз благодаря ей. Он то и дело взбирался гувернантке на колени, пытаясь украсть одну из вязальных спиц прямо у нее из-под носа.
– Даже не думай, – ледяным тоном говорила мисс Маркс не терявшему надежды завладеть добычей хорьку. – Или я отпилю твой хвост лобзиком.
Беатрикс усмехнулась:
– Я думала, такое случалось лишь со слепыми мышами[1], мисс Маркс.
– Это относится ко всем назойливым грызунам, – мрачно ответила гувернантка.
– На самом деле хорьки к грызунам не относятся, – сообщила Беатрикс. – Они относятся к семейству куньих. Куницы, одним словом. Так что если хорька и можно назвать родственником мыши, то очень дальним.
– Не хотела бы я водить близкое знакомство с этим семейством, – сказала Поппи.
Хитрец прыгнул на подлокотник кресла и уставился влюбленными глазами на мисс Маркс, которая демонстративно его игнорировала.
Уин улыбнулась и потянулась.
– Я устала. Желаю всем спокойной ночи.
– Я тоже устала, – сказала Амелия и сладко зевнула, прикрыв ладонью рот.
– Может, нам всем пора на покой, – предложила мисс Маркс, аккуратно сложив вязанье в маленькую корзину.
Они все разошлись по своим комнатам. Нервы Уин были на пределе. В коридоре стояла зловещая тишина. Где Меррипен? Что за разговор был у них с Джулианом?
На тумбочке в ее комнате горела лампа. Свет был приглушенным, едва пробивал сгустившуюся тьму. Уин заморгала, увидев неподвижную фигуру в углу… На стуле сидел Меррипен.
– О! – удивленно выдохнула она.
Он пристально следил за ней одними глазами, когда она приближалась к нему.
– Кев? – нерешительно позвала она. По спине ее пробежал холодок. Что-то пошло не так в объяснении Кева с Харроу. – В чем дело? – хрипло спросила она.
Меррипен поднялся со стула и навис над ней как грозная башня. Выражение его лица оставалось непроницаемым.
– С каким врачом ты встречалась в Лондоне, Уин? Как ты нашла его?
И тогда она поняла. В животе у нее все опустилось. Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы унять волнение.
– Не было никакого врача. Я не видела в этом необходимости.
– Ты не видела в этом необходимости, – медленно повторил он.
– Не видела. Потому что, как Джулиан сказал позже? я могла ходить от врача к врачу, пока бы не нашла того, кто дал бы мне тот ответ, который я хотела получить.
Меррипен выдохнул. Казалось, собственное дыхание царапает ему горло.
– Господи… – Он покачал головой.
Уин никогда не видела его в таком отчаянии. Он был подавлен настолько, что не мог ни кричать, ни дать иной выход своему гневу. Она подошла к нему с протянутыми руками.
– Кев, пожалуйста, позволь мне…
– Не надо. Пожалуйста. – Видно было, что он безуспешно пытается овладеть собой.
– Мне жаль, что так получилось, – искренне сказала она. – Я так сильно хотела тебя, хотя и собиралась выйти за Джулиана. Но я подумала, что если скажу тебе о том, что была у врача, то это… ну, немного тебя подтолкнет.
Он отвернулся от нее, сжав руки.
– Это ничего не меняет, – сказала Уин, стараясь придать своему голосу спокойную уверенность, которой не чувствовала. Думать мешало бешено бьющееся сердце. – Это ничего не меняет, особенно после того, что было сегодня.
– Ты солгала мне, вот в чем вопрос, – процедил он сквозь зубы.
Цыган никогда не потерпит, чтобы им манипулировала женщина. И Уин подорвала доверие Меррипена к себе в тот момент, когда он был особенно уязвим. Он вышел из панциря, он пустил ее в свою душу. Но как еще могла она сделать его своим?
– Я не чувствована, что у меня есть выбор, – сказала Уин. – Ты невероятно упрям. Еслн уж вобьешь себе что-то в голову, переубедить тебя невозможно. Я не знала, как заставить тебя изменить свое решение.
– Тогда ты только что солгала вновь. Потому что ты не жалеешь о том, что сделала.
– Я сожалею о том, что обидела и разозлила тебя. Я понимаю, как сильно ты…
Она замолчала, когда Меррипен стремительно схватил ее за плечи и прижал спиной к стене. Он приблизил к ее лицу искаженное злобой лицо и сказал:
– Если бы ты хоть что-то понимала, ты бы не рассчитывала, что я сделаю тебе ребенка, который тебя убьет.
Натянувшись как струна, дрожа подобно тетиве взведенного лука, она смотрела в его глаза и чувствовала, что тонет в их мрачной глубине. Она глотнула воздуху, прежде чем упрямо произнесла:
