Дмитрий Суслин - Королева Варваров
Актис слушала, что он говорит, и глаза ее раскрывались от ужаса. Она не могла поверить своим ушам. Все это казалось ей ночным кошмаром. Стоит только открыть глаза, и все пройдет как легкий сон, растворится в тумане в тумане-времени, но это был не сон. Это была страшная действительность. и все-таки Актис не могла поверить происходящему.
Венуций смотрел на девушку, смотрел, как она реагирует на его слова. Ему бы хотелось видеть совсем другие чувства на ее лице. Какие угодно: неописуемый ужас, страх, горе или отчаяние. Но Актис продолжала смотреть на короля бригантов с недоумением, и, как казалось Венуцию, с презрением и насмешкой. Это сильно задело короля, и он решил как-то досадить Актис.
— Как будущая королева, ты будешь присутствовать на церемонии пророческого сна! — сказал он. — Ты увидишь, как мы приносим в жертву богам людей. А римляне будут для них самой сладкой жертвой. Сегодня ночью.
— Я ни за что не буду твоей женой! — Твердо сказала Актис.
— Сегодня ночью, — повторил Венуций, — ты станешь моей женой. Не противься этому. Так хотят боги.
— Нет! — простонала Актис.
— К тому же, — добавил Венуций, ты должна присутствовать на священном пиру.
Вот тут Актис наконец-то поверила, что все, что с ней происходит, не сон, не недоразумение, которое можно уладить, стоит только дождаться римский отряд. Только теперь она поняла, как далеко находится Клодий, и что он, скорее всего ничего не сможет сейчас сделать. И сразу вся наигранная гордость исчезла, будто ее не было вовсе, а сама Актис не жена римского префекта, а опять та девочка рабыня, которую госпожа собирается наказать розгами.
Актис бросилась на колени перед Венуцием и стала его умолять о пощаде. Она хватала его за руки и просила отпустить ее домой к мужу. Она обещала несметные богатства за свое освобождение. Слезы текли по ее прекрасному лицу, а глаза умоляюще смотрели на повелителя.
Венуций был поражен тем, как переменилась его, еще недавно гордая и спесивая пленница. Еще больше его поразило то, как прекрасна римлянка в своем отчаянии. Словно сама богиня Бригантия, про которую ему рассказывали в детстве, когда он еще жил у отца, в племени ордовиков, и даже не знал, он — третий сын своего отца от нелюбимой жены, что станет королем тех самых бригантов, которым покровительствует богиня Бригантия. И вот он видит у своих ног прекрасную женщину, молодую, красивую, каких он никогда не видел на земле Бригантин. Она восхищала его. Он мечтал о такой жене, которая пойдет за своим мужем куда угодно, даже на смерть. Не то что подлая Картимандуя. При мысли о ней, у Венуция потемнело в глазах от гнева. Он отогнал прочь мысль об этой проклятой и им, и его народам женщине. И вот, другая женщина, та, о которой он мечтал и, которою, казалось, нашел, молит его о пощаде. Венуций почувствовал разочарование. Но его лицу пробежала тень презрения.
И Актис заметила это раньше, чем Венуций отбросил ее, она сама отстранилась от него.
— Женщины слабы! — сказал Венуций.
Актис молчала. Ей было стыдно за минутную слабость. Она не решалась поднять лица.
— И все равно, — сказал Венуций, — все будет так, как решили боги.
— Лучше умереть, чем быть твоей женой. — Актис постаралась вложить в свои слова как можно больше презрения; однако ей это не удалось.
— Да, ты умрешь, если не станешь ею.
— Жестокий!
— Это вы римляне первые пришли на нашу землю! Кто звал вас сюда?
— Прикажи отдать меня в жертву. Я не буду принадлежать тебе. Никогда, слышишь? Я умру, но твоей не буду.
— Посмотрим.
Венуций сказал эти слова и вышел из помещения.
Актис упала на земляной пол и зарыдала. Рыдания душили ее. Внезапно она вновь услышала шорох. Видимо варвары умели ходить только украдкой, словно выслеживая добычу. Актис обернулась и увидела Мэрлока.
Как ни странно, в этот раз девушка почти не испугалась, моральное напряжение было настолько сильным, что у Актис просто не осталось сил для того, чтобы бояться чего-либо еще. Однако она все-таки отпрянула от верховного друида, словно увидала змею.
Мэрлок действительно глядел на римлянку, словно хотел парализовать ее взглядом.
— Чужестранка, — начал он разговор, — Мы с тобой уже встречались, помнишь пир во дворце Просутага?
Речь его была вкрадчивой, и друид так растягивал в разговоре слова, что казалось, он сейчас запоет. У Актис волосы на голове зашевелились, едва она услышала парализующий голос друида. Язык перестал слушаться: ее, и Актис не смогла ответить на вопрос Мэрлока. Впрочем, тот и не ждал что пленница заговорит.
— Вижу, что помнишь, — удовлетворенно произнес он. — Наверно ты помнишь и Дарго? Говори. Я приказываю тебе!
Актис не в силах была что-либо сказать. Страх перед этим человеком полностью лишил ее возможности что-то делать.
Мэрлок видел это и наслаждался ужасом женщины своего врага.
— Дарго был мне как сын, а вы убили его словно зверя.
— Он сам убил себя, — пролепетала Актис.
— Неправда! — воскликнул друид.
— Он сам убил себя, — снова повторила Актис.
— Тогда он счастлив, — задумался Мэрлок. — Но ты все равно поплатишься за его гибель. Как только ты родишь сына, и ему не надо будет твоего молока, как только ты надоешь королю, я сам вырву твое сердце и отдам его священному псу.
Сказав так, Мэрлок вышел наружу.
Актис охватил такой ужас, какого она не испытывала даже перед Фабией. Она ничего не видела, что происходит, ничего не слышала, и когда в хижину вошли два друида и повели ее куда-то, она была покорна, как жертвенная овца, которую ведут на алтарь.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Был уже поздний вечер. Солнце село за горизонт, и луна гордая своей полнотой, сияла на начинающем темнеть небе. Бриганты, чтобы рассеять надвигающийся мрак, зажгли девять огромных костров. Актис привели к гигантской палатке, перед которой сидел цвет британской знати. Все ждали наступления темноты, ибо только во тьме можно услышать голоса богов и увидеть их лица.
Прямо перед палаткой стоял большой стол, за которым сидел Венуций и остальные вожди Британии. Также на самом почётном месте вместе с ним восседали Вирка и Мэрлок. Через несколько шагов стояли ещё три стола. За ними сидели воины, чья слава позволяла им находиться рядом с вождями и жрецами.
Остальные британцы сидели прямо на земле, перед котлами, наполненными пищей. Вся площадь, если можно назвать её площадью, — открытое пространство в центре города, поросшее высокой травой и украшенное пятью деревянными идолами и тремя могучими дубами, росшими по углам равностороннего треугольника. Сейчас здесь находилось всё население Сегедуна и его окрестностей. Бригантов, а здесь собралось почти все племя, было не менее тридцати. Все они шумели, пели песни, ели варёное мясо, доставая его из котлов руками. Рекой лилось ячменное пиво, такое свежее и душистое, что им не пренебрегали даже римляне, раз попробовавшие этот приятный пенистый, как лучшее фалернское вино, напиток.
