Лора Бекитт - Дикая слива
Тао никогда бы не вышла за Юна, даже без памяти влюбившись в него, если б он не был братом пусть и не совсем настоящего Киана Янчу. Теперь оказалось, что она обрекла себя на лишние душевные муки.
Вопреки представлениям большинства смертных самый известный предсказатель Кантона жил в простом глинобитном доме, где не было ничего, кроме большой курильницы, потрепанных циновок, простейшей кухонной утвари и многочисленных предметов для гадания.
Этот неопрятный старик принимал всех, богатых, нищих, здоровых, больных, праведников и преступников, и брал с них только то, что они могли заплатить. Иногда он отказывался говорить, и тогда на свете не существовало пытки, способной принудить его изрекать ложь или правду.
Когда, посмотрев на Мэй, предсказатель перевел взгляд на Киана, тот ответил:
— Это моя жена. У меня нет от нее тайн. Говорите при ней.
От запаха благовоний кружилась голова, но прорицатель не спешил. Он долго тряс сосуд с гадательными бамбуковыми палочками и еще дольше разглядывал их, когда они упали на землю.
— У вас, господин, было две супруги. Одна из них мертва. Все остальное тоже двоится: ваше имя, судьба. Если б вы показали мне ваш портрет, я сказал бы, что, вопреки правилам, на нем есть тень[15]. Что это, я не могу объяснить, но, возможно, вы знаете сами. А вот одна из золотых поминальных табличек, стоящих в семейном храме, пуста: в ней не живет дух.
Киан затаил дыхание.
— Почему?
— Потому что этот человек жив.
— Кто это?!
— Точно не знаю, возможно, маленький мальчик.
— Мой сын?! — вырвалось у Киана.
Гадатель смотрел непонимающе, и молодой человек пояснил:
— У меня был еще один ребенок. До сего момента я был уверен в том, что он погиб.
Старик молчал, и Киан воскликнул:
— Что же мне делать?!
— Человек есть зеркало всех вещей. Только ему в этом мире дается свобода стать кем угодно, выбор, быть или не быть. Беды и радости не случайны, им всегда предшествует какой-то прошлый поступок. Если вы сумеете разобраться в себе, сразу увидите Путь.
— Скажите, что ждет этого ребенка? — спросил Киан, указав на Айсина, которого держала Мэй.
Гадатель ответил уклончиво:
— Человеческая судьба есть плавка куска металла в печи, называемой жизнью. Пока, глядя на твоего сына, я могу сказать лишь то, что это материал, годный для того, чтобы из него получилось что-то стоящее.
Услышав это, Мэй побледнела. В словах предсказателя ей послышалась неясная и вместе с тем зловещая угроза.
Киан был намерен щедро расплатиться, но старик сказал:
— Я ничего не возьму.
— Почему?
— Потому что вы, господин, стоите на грани того, чтоб потерять все, что имели.
Как ни странно, Киан не обратил внимания на его слова. Выйдя на улицу, он схватился за голову.
— Подумать только, ведь я мог бы отдать приказ искать Айсина! Как мне сделать это теперь?!
— Айсин здесь, — прошептала Мэй.
— Это Ан, которого мы выдаем за Айсина.
— Тогда кто ты?
— Этого я не знаю.
— А я?
Киан порывисто обнял ее.
— Ты всегда была Мэй, мэйхуа, цветущей сливой, была и останешься ею.
Они молча пошли по залитым солнцем улицам, напоминавшим гигантскую золотую паутину, а на следующий день уехали из Кантона. Тао и Юн отправились с ними.
Сестры поселились вместе, Тао назначили служанкой Мэй, но та уверяла, что это всегда будет только видимостью. Юну пришлось отправиться на работу: он разрабатывал землю для новых княжеских садов вместе с сотней других китайцев. Он потерял возможность видеться с Куном и редко встречался с Тао.
Свидания с женой могли случаться чаще, если бы Тао стремилась к этому. Однако поняв, что поставила не на ту лошадь, она стремилась избавиться от Юна, благо это оказалось делом несложным. Его ни за что не впустили бы в княжеские покои, а она могла сослаться на то, что ей запретили выходить.
Вопреки ожиданиям, Тао не чувствовала себя счастливой. Ее снедала зависть, заставлявшая по ночам терзать подушку и метаться на постели, как на раскаленной сковородке.
Мэй любила Киана, а он любил Мэй. Она была кормилицей (а на самом деле и матерью) его единственного сына. Окружающие делали вид, что ничего не знают об их связи, а потерявшие осторожность любовники почти не скрывали своих отношений. Когда старый князь умрет, Киан унаследует его титул и все состояние, а после наверняка объявит Мэй законной супругой. Но и тогда он не сможет признать Юна братом. А Тао так и останется прозябать в тени старшей сестры.
Отныне Тао было недостаточно блаженствовать под дождем цветочных лепестков, наслаждаться трелями птиц, восторгаться диковинными яствами и внимать ласке дорогих тканей. Она желала поклонения, любования и власти, того, чего Мэй в силу природной бестолковости и непростительной скромности не сумела завоевать.
Окажись Тао на месте свой сестры, она бы немедля воспользовалась своим положением. Ей и в голову не пришло бы бояться старухи Сарнай! Она бы мигом сделалась несгибаемой, суровой, холодной и заставила бы всех плясать под свою дудку!
Прошло время, и иная, куда более сильная жажда вытеснила из сердца былые терзания, ее ослепило новое солнце, она стала рабыней другой муки. Тао твердо решила, что должна завладеть Кианом.
Он привлекал ее, но она его не любила. Она не была так глупа, как сестра, готовая принести в жертву мужчине и терпение, и гордость.
Отныне Мэй была препятствием, а Киан — целью.
В разговорах с сестрой Тао исподволь пыталась нащупать слабое место, найти невидимую брешь. Расспрашивала о том, что они делают в постели, но Мэй была стыдлива и не выдавала интимных секретов. Ее тело влекло Киана — это было бесспорно, иначе он не спал бы с ней каждую ночь, а во времена официального супружества не оставлял ради нее в одиночестве дочь самого императора!
Когда Киан приходил на женскую половину, Тао стояла в толпе служанок и, изнывая от злости, кусала губы. Она могла сколько угодно называть и считать себя сестрой Мэй, но, в отличие от Мэй, у нее был ничтожный ранг, она не имела права выходить вперед и подавать голос.
Тао решила проведать мужа, чтобы узнать, не изменилось ли его отношение к брату.
Сотня нанятых князем молодых китайцев подготавливала почву для того, чтобы разбить на ней сад. Когда землю надлежащим образом вскопают и удобрят, явятся опытные садовники и высадят нежные персики, называемые «деревьями счастья», плакучие ивы, воплощение животворного начала Ян, пышные магнолии, различные кустарники и цветы, распространяющие приятные ароматы.
