Пейдж Брэнтли - Узник моего сердца
– У вас есть для меня новости? Тонкий нос пришедшей женщины, чуть свернутый набок, казался удивительно длинным.
– Да, мадам, – ответила она полушепотом, словно опасаясь, что их могут подслушать. – Но вы должны заплатить золотом, как мы и договаривались. Тем более что сведения могут стоить мне жизни.
Агнес сунула руку в корзинку для шитья и достала бархатный кошелек, затем положила его в протянутую ладонь посетительницы.
Женщина начала рассказ, все время поглаживая пальцами тугой кошелек. Быстрым шепотом она сообщила о визите Станиса Рапе к Изабелле, о яде и его смертоносных свойствах, о бедной девушке, которая упала замертво, отведав «угощение» госпожи.
Агнес передернуло при мысли о жестокости, хотя ничего другого от злобной красавицы она и не ожидала.
– И для кого же эта отрава?
Женщина пожала плечами, ее глаза замигали.
– Кто знает, мадам? Но хочу сказать, что во дворце все встревожены. Мадам Изабелла спорила с отцом, постоянно ссорится со своим любовником, а вчера долго и громко что-то выясняла у королевского инквизитора. Я слышала их гневные голоса, но слов не разобрала. Но потом – от других слуг – узнала, что Изабелла даже залепила пощечину де Ногаре и обвинила его в предательстве.
После ухода женщины Агнес вновь занялась шитьем, не переставая обдумывать сведения, рассказанные посетительницей. В любом случае, золото потрачено не зря…
Агнес нисколько не удивилась, когда через неделю узнала о смерти де Ногаре. Королевский врач поставил диагноз: сердечный приступ. Но слуги де Ногаре уже без особой опаски рассказывали о том, как Гюлимай упал на пол, забился в судорогах, словно раненая утка, а затем затих.
Каждый день все более странные новости доставлялись в дом де Маржинея. От своего дяди, д'Орфевре, Агнес узнала, что король собирается на север, где состоятся переговоры с фламандцами и баронами Нормандии. Другие источники сообщали, что Изабелла уговаривает отца сделать ее сына наследником французского престола. Но король Филипп отказался.
Агнес почувствовала, что должна предупредить младшего брата. Она написала в письме: «Ты должен убедить узницу подписать соглашение и постричься в монахини. Если она откажется, боюсь, ее дни сочтены и, как ни ужасно сознавать, твои, возможно, тоже. Поскольку король хочет, чтобы у Луи была законная жена, а у французского престола наследник. И немедленно».
В унылый декабрьский день замок Симона Карла в густом тумане казался заброшенным утесом. Хотя здание рядом с аббатством Сен-Элуа трудно было назвать замком – это был старый огромный особняк с рядом хозяйственных построек, огородом и несколькими рвами. Место казалось заброшенным, неуютным, словно пещера зверя. В этот день во дворе не было видно ни человека, ни животного. Холодный морозный воздух не вызывал особого желания выходить на улицу. Никакого признака жизни – за исключением голубоватого дыма из труб.
Симон Карл вышагивал перед камином, то и дело отпивая из кубка теплое крепкое вино. С тех пор как в его доме поселились сестра, ее дети и Понс Верне, Симон не знал покоя. Постоянно раздавались стоны и жалобы сестры, дети вопили и путались под ногами. Словно голодные кошки, женщины шипели друг на друга.
Нет, Карла трудно было назвать счастливым человеком. Ко всем досадным проблемам добавлялась еще одна: как найти способ похитить «служанку узницы»? Она редко покидала Гайяр, а если и покидала, то в сопровождении двух других девушек или де Фонтена и его людей. Карл понимал, что о штурме Гайяра нечего и думать, а проникнуть в замок не так-то просто.
Жан – рыцарь, потерявший в аббатстве свой кинжал, лежал на пыльном каменном возвышении рядом с камином, щелкая лесные орехи. Два других рыцаря, позевывая, от нечего делать точили ножи. Понс Верне спал в кресле у камина – подбородок лежал на груди, рот полуоткрыт.
Откуда-то донесся резкий голос сестры, отчитывающей нерасторопного слугу. Карл сделал изрядный глоток из кубка. В этот момент в комнату ворвались племянники, которых преследовали дети Симона. Жены Карл не имел, предпочитая развлекаться то с одной, то с другой служанкой, поэтому законных детей у него не было.
Дети заскакали вокруг стола, все время крича и бросая друг в друга гроздь винограда. Когда гроздь пролетела мимо его уха, Симон в ярости приказал шумной ватаге отправляться в кухню. Пусть с ними там воюют женщины. Затем повернулся к солдатам, точившим клинки.
– Седлайте лошадей.
Жан встал со своего пыльного ложа, закинул последнее ядро ореха в рот, бросил скорлупу в огонь. Разбуженный суматохой, Понс Верне замигал глазами, словно барсук после спячки:
– И куда мы едем?
Грязная дорога огибала лес чуть ниже Андлу. Симон Карл и его люди ехали между высоких старых тополей. В низине журчал ручей, чуть повеселевший после дождя. Они отъехали не так уж далеко, когда увидели телегу, которую тащили три мула. На телеге высился гроб, обвязанный веревками. Его сопровождали только двое послушников, что было видно по их не обритым макушкам. Один сидел на телеге, второй вел под уздцы самого крупного мула.
– Что за зрелище! – произнес Понс Верне, торопливо крестясь, словно стараясь отогнать мысли о смерти. Все остальные тоже перекрестились, за исключением Симона Карла. Он спокойно смотрел, как страшный груз подрагивает на неровной дороге. Некая мысль зародилась в его голове… Кто откажет в ночлеге братьям, провожающим в последний путь достопочтенного монаха? И что может быть лучшим средством для похищения «служанки», если не гроб святого брата, ушедшего в иной мир?
ГЛАВА 18
Прошло несколько дней. Лэр и Николетт проснулись от шума дождя. Де Фонтен встал и распахнул ставни. За окном начинался унылый день. Моросил дождь, заволакивая все водяной дымкой. Морозный воздух проник в комнату, капли дождя, словно льдинки, обожгли холодом обнаженную кожу Лэра. Де Фонтен закрыл ставни.
Николетт сладко потянулась. Мысль о том, что в такую погоду подол платья придется волочить по слякоти, наводила уныние. Она полусонно спросила:
– Может быть, дождь скоро кончится?
– Наверняка, к Успению, – пошутил Лэр. Летом в Нормандии нередко бывали засухи.
У огня, вытянув передние лапы, развалилась Колючка. Увидев, что хозяева проснулись, она встала, отряхнулась и помахала хвостом.
Лэр, так и не накинув одежду (гусиную кожу вряд ли можно считать рубашкой), подошел к двери и выпустил собаку, которая радостно бросилась вниз по лестнице. Николетт перевернулась на живот и внимательно следила за тем, как Лэр склонился над камином.
– Станут ли сплетничать, если ты сегодня будешь танцевать со мной?
