Евгения Марлитт - Совиный дом
— И имеет основание. Ведь они в двойном родстве! — И дамы засмеялись своей шутке.
— Неужели герцогиня действительно ничего не подозревает, — спросил один из игравших в кегельбане «Форели», — или же она не хочет заострять на этом внимания?..
— Возможно, она умная женщина, — сказала одна из знатных дам и взяла в руки шар.
— Напрасно вы так думаете, — возразил толстый майор Б. — Бедная женщина видит все, что касается ее мужа, в розовом свете, она ничего не подозревает, она обожает герцога.
— Именно поэтому она ему все позволяет?
— Чертовски красива эта Герольд!
— Очаровательна!
— И как кокетлива!
— А хитра, хитра! Какой ловкий шахматный ход — убежала от положения фрейлины в эту пустыню как раз во время продажи отцовского имения. Замечательно, не правда ли?
— А он и клюнул на эту удочку, — меланхолически заметил член посольства.
Почтенный генерал с седой головой недовольно поднял косматые брови.
— Ее высочество очень чуткая женщина, — сказал он хриплым, едва слышным голосом. — Господа, я должен попросить!..
На его слова не обратили внимания.
— Все это уже было! — воскликнул кто-то, только что сбивший короля.
Генерал еще раз вступился за так строго осуждаемую девушку и попытался доказать, что это недостойная сплетня, но посреди его речи голос опять изменил ему, он откашлялся, вытер вспотевшее темно-красное лицо, сердито выпил свое пиво и вышел из этого гнезда злословия…
«Невероятно! Невероятно!» — бормотал он про себя. Встретив двух тихо беседующих молодых девушек, он подумал: «Готов поспорить, и они говорят о скандале, незрелые головки, которые еще ни о чем не могут судить».
И добрый старик без остановки бранил сплетников и шептунов…
Да, подобно летнему ветру, порхающему с дерева на дерево, летали пересуды от одного к другому, даже прислуга говорила о скандале. Одна старушка написала милостивой фрейлейн Герольд, чтобы та попросила герцога избавить ее сына от воинской повинности, потому что ее просьба будет, мол, конечно, исполнена…
С самого утра в замке все было оживленно.
Маленькая горничная, являвшаяся по звонку в комнату Клодины, принесла ей несколько писем.
— Известно ли уже, как здоровье ее высочества? — спросила Клодина.
— О, прекрасно! Ее высочество отлично почивала и собирается в одиннадцать часов поднести подарки наследному принцу в красном салоне.
— Слава Богу!
Клодина послала девушку к горничной герцогини узнать о дальнейших распоряжениях.
Одевшись, она распечатала письма. Одно было от Беаты, обещавшей позаботиться о маленькой Эльзе и взять ее с собой на детский праздник.
«Я еду с двумя племянницами на придворный бал — как это важно звучит и как смешно в действительности! Червячки! — писала она. — Дай Бог, чтобы ее высочеству стало лучше, когда ты получишь эти строки. Лотарь со светлейшими только что получил приглашение к обеду. Я хотела бы, Клодина, чтобы он выяснил все поскорее. Эта долгая проволочка непонятна в нем для меня, ведь вообще он человек решительный. Может быть, теперь, когда старая принцесса собирается уезжать? Ах, Клодина, не такой я представляла себе свою невестку! До свидания!»
Клодина грустно отложила письмо и машинально распечатала второе. Какая неумелая рука и какая странная мысль! Клодина улыбнулась: к ней обращались, чтобы она попросила герцога избавить сына бедной матери от воинской повинности. Вдруг она побледнела, как мел. Боже, что это значит, как могла прийти в голову старушке мысль о ней? Такого рода письма обыкновенно присылались герцогине.
Она гордо откинула красивую голову. Странные фантазии приходят на ум подобным людям! Клодина решила показать письмо герцогине: оно должно было ее рассмешить! Однако в груди девушки осталось тяжелое чувство: глупое письмо болезненно укололо ее. Почему не звали ее к герцогине? В это время постучали в дверь, и показалось доброе лицо Катценштейн.
— Можно? — спросила она и подошла к Клодине. — Ее высочество проснулась такой веселой. Ей хотелось самой убрать стол с подарками, она завтракала в постели и запретила будить вас, дорогая Клодина, чтобы вы могли выспаться. Горничная должна была подать ей красное шелковое платье, отделанное кремовыми кружевами, и вдруг…
— Ее высочеству хуже? — испуганно перебила Клодина и пошла к двери.
— Погодите, милое дитя, я должна досказать вам… И вдруг герцогиня получила письмо, я разрезала конверт и вышла за чем-то на минутку. Внезапно слышу из соседней комнаты странный звук, похожий на рыдание; когда я вошла, герцогиня лежала с закрытыми глазами. Я начала хлопотать, а она с трудом проговорила: «Уйдите, милая, я хочу остаться одна». Я против воли вышла, но потом в испуге хотела снова войти, однако герцогиня заперла дверь, чего прежде никогда не случалось. Его высочество посылал два раза доложить о себе, наследный принц сгорает от нетерпения; в саду стоит оркестр и ждет знака к началу серенады, а в комнате герцогини не слышно ни звука.
— Боже, не получила ли она дурных известий от сестры?
Старая фрейлина пожала плечами:
— Кто может знать.
— Пойдемте, милая фрау Катценштейн; ее высочество еще вчера была такой возбужденной и странной!
Молодая девушка с озабоченным лицом остановилась перед дверью спальни герцогини и прислушалась. Там все было тихо.
— Элиза, — со страхом позвала она. В комнате ее зов был услышан. Герцогиня, стоявшая на коленях перед своей постелью, подняла голову; ее застывшие глаза обернулись в ту сторону, и губы сжались крепче. В руках ее была маленькая записка. Сомнения и страх прошли; вместе с уверенностью явилось и спокойствие, но спокойствие ужасное, оцепеняющее, и с ним вернулась гордость, гордость принцессы крови, сильной, всем управляющей, всем владеющей. Никто не должен был подозревать, как она стала несчастна.
Только бы иметь короткий промежуток времени, один час, чтобы успокоить, унять смертельно усталое сердце. И этого не могли дать ей…
— Элиза, — послышалось снова. — Ради Бога, я умираю от страха.
Герцогиня быстро встала. Сделала шаг к двери, с отчаянием прижав руки к вискам. Потом пошла и отворила двери.
— Что вам?.. Что тебе надо? — холодно спросила она.
Клодина вошла и увидела выпрямившуюся фигуру с неподвижным лицом и горящими глазами.
— Элиза, — тихо спросила Клодина, — что с тобой? Ты больна?
— Нет. Позови горничную!
— Не борись так против этого, Элиза, ложись. У тебя лихорадочный вид, ты нездорова, — с трудом проговорила Клодина, увидев ужасную перемену.
