Кэтрин Коултер - Дочь викария
— Я не спрашивал. Теперь, когда в доме появилась новая хозяйка, надеюсь, все будет приведено в порядок, везде воцарится чистота.
Мегги так растерялась, что чуть не свалилась с лошади, когда та едва не нырнула под низко нависшую ветвь дуба.
— Осторожнее, Мегги.
— О да, прости, Эйслинг. Господи, так ты заметил весь этот ужас?
— Но я же не слеп подобно миссис Блэк! И сам надеялся, что ты заметишь и захочешь заняться хозяйством. У нас хватит денег на любые обстановку и ремонт, какие только захочешь. Во всем, что касается коттеджей арендаторов и хозяйственных построек, я уже успел немало сделать, а ты займись домом. Тебе стоит только попросить Пэдди, нашего управителя, и он поможет. Вот сегодня, кстати, и увидишься с ним. Только, пожалуйста, старайся действовать дипломатично во всем, что касается матери и слуг. Люди чаще всего с трудом воспринимают перемены.
Мегги кивнула.
— Может, твоя мать считала, что у вас не хватает денег, поэтому и не делала ничего?
Томас с усмешкой покачал головой.
— Добрая ты у меня душа. Но, как известно, чистота много денег не требует. Нет, ей просто все равно. Она всегда ненавидела Пендрагон и считала своим домом Боуден-Клоуз. Думаю, теперь, когда он принадлежит мне, она захочет жить там. Представляешь, мать все свое время посвящает писанию бесконечных дневников, в которых на английском и французском оплакивает все свои беды.
— Ты читал эти дневники?
— Нет, нехорошо вмешиваться в чужую личную жизнь. Но она постоянно говорит о них, а за чаем даже читает. И хотя не любит тебя, все равно радуется новому слушателю и обязательно настоит на том, чтобы прочитать очередное произведение. Если тебе надоест, только подмигни мне или незаметно подними глаза к небу. Поняла?
— Разумеется. Но, Томас, почему она меня не любит?
— Говорю же, считает, что я слишком молод для брака. И боится, что я унаследовал самые отвратительные качества отца. Прошлой ночью заявила мне, будто молилась, чтобы я подольше прожил в Италии. Там легко заводят любовниц, и нет нужды жениться, чтобы облегчить зов плоти. Да, я слишком юн, и бессовестным женщинам так легко заманить меня в ловушку. Но не беспокойся, Мегги, со временем она смирится.
Ему легко говорить!
Они добрались до оконечности мыса, и Мегги, потеряв дар речи, воззрилась на великолепную картину. Перед ней насколько хватало глаз расстилалось Ирландское море с его суровым, причудливо изрезанным побережьем, то отступавшим от воды, то тянувшим свои длинные пальцы в воду. Земля была усыпана камнями. Повсюду возвышались голые утесы.
Мегги соскользнула на землю, расправила юбки амазонки и подошла к краю воды, сверкавшей под утренним солнцем. Море казалось очень спокойным. Волны неспешно набегали на грязный песок, разбивались и снова отступали, чтобы быть поглощенными следующими валами.
Она вдруг ощутила взгляд Томаса и медленно обернулась, чувствуя его близость и непонятное притяжение. То самое притяжение, которое привлекло ее еще при первой встрече, хотя на уме был только Джереми. Джереми, который теперь живет в Фауи вместе с беременной женой. Нет, она не будет о них думать.
— Томас! — позвала она.
Он мигом перекрыл расстояние между ними и привлек ее к себе. Ветер, овеявший их, прижал юбки к ногам Мегги. Томас не поцеловал ее. Только долго держал в объятиях.
— Ты так чертовски невинна!
— Ничего не поделаешь. Что ты еще ожидал от дочери викария?
Он чмокнул ее в кончик носа и развернул так, что она прижалась к нему спиной. Как же она наслаждается его силой, теплом и ласками! Раньше она никогда не думала о жаре, исходящем от мужчины, а теперь… теперь даже эти грешные мысли ее согревали!
— Могу ли я довериться тебе, Томас? — неожиданно спросила она, подвигаясь еще ближе.
Его руки непроизвольно сжались. Опершись подбородком о ее макушку, он без колебаний ответил:
— Да, Мегги.
— Ты тоже можешь доверять мне, — объявила она спокойно и отчетливо.
— Мегги…
Она быстро повернулась и стала легонько водить кончиком пальца по его губам и подбородку.
— Нет, все так. Мы произнесли свои обеты перед Господом. Я держу свои обещания, Томас. Ты мой муж. Я буду с тобой до своего последнего часа. И никогда не покину тебя. К сожалению, я давно не заставляла тебя смеяться. Придется заняться этим. У тебя чудесная улыбка, и я так счастлива ее видеть.
— Чудесная улыбка?
Она не покинет его и будет верна до смерти. Этого недостаточно, черт побери!
— Ода.
Он поспешно отвел взгляд, но она заметила, как вспыхнули его глаза. Вспыхнули каким-то непонятным светом. И только сейчас она поняла, что совсем не знает собственного мужа.
Мегги отстранилась и оглянулась на Пендрагон, великолепную груду серого камня, сложенного в мрачное сооружение, больше всего напоминавшее замок: большой, величественный. Враг наверняка призадумается, прежде чем решиться на штурм. Недаром Кромвель в первый раз отступил. Да, Пендрагон преобладал над всем, что его окружало, включая природу, и это, по мнению Мегги, наблюдавшей за плывшим по небу темным облаком, казалось чем-то зловещим. Наверняка здесь кроется немало секретов, а может, и потайных ходов. Кто знает?
Она вздрогнула и улыбнулась.
Мегги лежала в постели без сна, с широко открытыми глазами. Томас любил ее этим вечером, но потом, наклонясь над ней, сказал:
— Думаю, что сегодня мне лучше спать в собственной постели. Спокойной ночи.
И, поцеловав ее в губы, ушел.
В окна проникали брызги лунного света, и это было прекрасно. И также пугающе, потому что свет отбрасывал странные тени на белизну стен.
Почему он передумал? Только сейчас он взял ее, даря несказанное наслаждение, наполняя ее таким блаженством, что хотелось плакать от мощной силы его воздействия на нее. А она-то вообразила, что Томас испытывает то же самое! Очевидно, нет!
Мегги поежилась под толстыми одеялами. На улице похолодало: начинался очередной шторм, настоящая гроза с молниями, оглушительными раскатами грома и проливным дождем. Но пока еще луна светила так ярко!
Мегги почувствовала, как слезы обжигают глаза, и поскорее сглотнула комок в горле. Она всего лишь хотела, чтобы он был рядом. Что тут плохого?
— Будь ты проклят, — пробормотала она, пытаясь заснуть.
* * *
Сегодня Мегги написала отцу и Мзри Роуз, рассказала о Пендрагоне и прихотливо-извилистом побережье, попросила рецепты, а также поручила Алеку и Рори написать песню для ужина с восхвалением, допустим, говяжьего филе по-французски. Она старалась всячески показать, что счастлива, но не знала, удалось ли это: уж очень много странных людей окружали ее.
Свекровь, как и предсказывал Томас, два часа без перерыва читала ей свой дневник, вернее, ту часть, что относилась к осени 1808 года. К сожалению, он был написан по-французски, и Мегги едва понимала одно слово из пяти. Наконец она закатила глаза, и Томас тут же вмешался.
