Карен Хокинс - Любой ценой
Лицо по-прежнему оставалось бледным, а под глазами темнели круги.
— Бюффон не разрешил мне принимать гостей до тех пор, пока я не буду выглядеть презентабельно.
— Будь благословен Бюффон, потому что я не знаю, узнала бы я тебя без галстука.
— За время моей болезни он стал невыносимым занудой и вечно всем распоряжается. Впрочем, он всегда был таким. Мойра, сядь рядом. Нам многое надо сказать друг другу.
Ее вдруг охватили и робость, и почти потрясение от желания прикоснуться к нему. Она присела на краешек кровати.
— Какая огромная кровать!
— Да. На ней, не прикасаясь друг к другу, могут спать десять человек. Конечно, если двое из них не будут ты и я.
— К сожалению, у тебя привычка перетягивать одеяло на себя, — чинно сказала она, хотя хотела броситься ему на шею и прижать к себе.
— А ты храпишь — очень тихо, но все же. Так что мы квиты.
Какое же это было удовольствие — просто так болтать с ним, пусть и совсем не долго!
— Где Ровена?
— В гостиной, общается с твоей сестрой Мэри и ее мужем.
— Боже! Если Мэри здесь, то другие мои сестры наверняка не заставят себя ждать.
— Я не удивлюсь, если все они соберутся здесь еще до обеда.
— Тебе придется сообщить домоправительнице, чтобы она открыла несколько комнат и позаботилась об обеде.
— Мне? Роберт, я всего лишь гостья и…
— Нет. — Он прикрыл ладонью ее руку. — И это то, о чем я хочу с тобой поговорить, Мойра. Я не хочу, чтобы меня исключили из вашей с Ровеной жизни.
У Мойры сжалось сердце.
— Ты ее полюбил. Я поняла это, когда увидела вас вдвоем на чердаке в доме Энистона.
— Да. Когда я увидел ее, то сразу понял, что она — моя дочь, и мое сердце… — Он покачал головой. — Я никогда не задумывался над тем, что значит быть отцом. Я больше не буду тем, кем я был.
— У тебя открылись глаза?
— И только ты увидела это. Я люблю тебя, Мойра. Думаю, что я всегда тебя любил. Даже когда ты лгала о том, что ты русская принцесса, я хотел, чтобы ты была рядом. А теперь, когда я познакомился со своей дочерью, то уже не могу оставаться один. — Он притянул ее ближе. — Я купил этот дом в надежде найти место, которое я мог бы считать своим. Но без тебя и Ровены это всего лишь каменные стены, ничего больше.
Слезы жгли ей глаза.
— Но… быть родителем — это не всегда забавно. Иногда это очень трудно.
— Мы встретим трудности вместе.
— А если тебе это наскучит?
— Не думаю, — усмехнулся он. — Но если это случится, то тебе просто придется развлекать меня здесь, в моем будуаре.
Он начал целовать один за другим ее пальцы.
— А если Ровена заболеет или…
— …или у нас кончатся деньги, или моя семья захочет перебраться в этот дом, или случится еще миллион всевозможных вещей, мы и это встретим вместе.
Он погладил ее по щеке.
— Я люблю тебя, Мойра Макаллистер-Херст. Я отказываюсь жить без тебя. Если ты мне откажешь, я снова сделаю тебе предложение. А если ты уедешь из этого дома, я последую за тобой, как только смогу передвигаться.
— Ты все это серьезно?
— Серьезнее не бывает. Я могу умереть в любой момент, так что лучше скажи «да», пока не поздно.
— Да, Роберт Херст. Да, да, да.
Все эти многочисленные «да» затерялись среди поцелуев. Это была лишь часть из миллиона поцелуев, которые Мойра была намерена разделить с ним за все те счастливые годы, которые были у них впереди.
