Джорджетт Хейер - Запретные желания
– Какой смысл говорить о том, что могло случиться, – сказал Дайзарт. – Надо говорить о том, что уже случилось. Если ты не заткнешь рот своей камеристке, то станет известно, что ты знала о пропаже уже целых три дня, прежде чем сообщила о ней Кардроссу. Ты знаешь свою служанку лучше, чем я! Нельзя ли подкупить ее, чтобы она рассказывала ту же историю, что и ты?
– Не знаю, – медленно проговорила она. – Но это неважно, я все равно так не поступлю.
– Пожалуй, ты права, – согласился он. – Слишком велик риск! Она наверняка догадается, что дело нечисто, и как только поймет, что ты боишься Кардросса, выкачает из тебя все деньги! Да, этому не будет конца!
– Нет, не думаю. Я не поэтому! Дайзарт, все эти беды случились из-за того, что я начала обманывать Кардросса, и все это накапливалось и накапливалось, пока… – Содрогнувшись, она умолкла. – Я должна сказать ему правду. Немедленно!
Продолжая говорить, она поднялась, но виконт резонно заметил:
– Ничего не получится, его сейчас нет дома. Он сказал Фарли, что придет часов в пять или около того.
– О, только в пять! К тому времени вся моя смелость улетучится!
– Хочешь, пойдем вместе поговорить с ним? – спросил он.
– С тобой? О нет! Я должна поговорить с ним наедине.
– Что ж, наверное, так действительно лучше, – откровенно сказал он. – Не то чтобы мне не хотелось встречаться с ним теперь, когда у меня есть деньги, но, во-первых, у меня свидание с Корни, а во-вторых, Кардроссу вряд ли понравится, если я буду торчать с тобой рядом, как телохранитель! Это только разозлит его. К тому же, тебе не нужна охрана. Я не хочу сказать, что он не придет в ярость, а у него для этого есть все основания, но не стоит бояться, что он не опомнится. Он остынет – и без меня даже гораздо быстрее! Он не любит меня, зато любит тебя, будь уверена!
Она промолчала; через минуту он снова протянул ей банкноты:
– Возьми! Если не хочешь, можешь не говорить ему про счет от портнихи. Можешь свалить все на меня: я брал у тебя три сотни, я тебе их возвращаю. Думаю, это удивит его больше, чем если бы я свистнул эту чертову реликвию!
Услышав такие язвительные слова, она обвила руками его шею, горячо уверяя, что никто бы о нем такого не подумал, и умоляя снова простить ее.
– Да, очень хорошо, только не думай, что я тобой доволен. Это совсем не так! – ответил Дайзарт, высвобождаясь из ее объятий. – И нечего вешаться мне на шею и подлизываться: я тебе не Кардросс! И учти: когда в следующий раз влипнешь в историю, не надейся, что я приду тебя вытаскивать!
– Ладно, – покорно сказала Нелл.
– Ну, я пошел, – объявил он. – И не впадай в истерику!
Она покачала головой.
– И больше ничего не скрывай! – предупредил он.
– Нет, я расскажу обо всем Кардроссу, как только он вернется домой.
– Ну, посмотрим! – сказал он, смягчившись настолько, что даже на мгновение обнял ее. – Вообще-то мне следовало бы остаться с тобой, но я еще не виделся с Корни, а он мне нужен. К тому же у него сегодня день рождения, и мы собирались его отметить.
И он ушел, оставив ее наедине с печальными мыслями. Она постепенно пришла в себя и послала Саттон к мадам Лаваль оплатить счет; передавая камеристке банкноты, она подумала, как обрадовала бы ее эта возможность еще несколько дней назад. Она, конечно, испытывала благодарность за то, что ей не нужно признаваться Кардроссу в своих долгах, но среди одолевавших ее бед это было совсем небольшим утешением. Об одной из них она тут же вспомнила, как только увидела свою камеристку. Нужно обязательно сказать Саттон, что ожерелье все же не у ювелира Кардросса, а на самом деле потеряно; но как ей объяснить ее собственную ложь – она не знала. Это Летти могла изливать свои горести перед горничной; для Нелл же сделать Саттон своим доверенным лицом было совершенно немыслимо.
Мысль о Летти заставила ее тотчас же справиться о ней у Саттон. Камеристка ответила, что Летти вроде бы поехала с Мартой в магазин Оуэна на Бонд-стрит, чтобы купить новые ленты к платью, которое она собиралась надеть на бал у Олмака. Она воспользовалась моментом, чтобы спросить у Нелл, какое платье приготовить для нее самой; но Нелл, совсем забывшая о приглашении, только воскликнула:
– К Олмаку? О нет! Я не могу сегодня поехать!
Саттон, ограничившись словами: «Очень хорошо, миледи», – ушла. Летти (если она в самом деле назначила встречу с возлюбленным в зале Олмака), едва ли окажется такой же покладистой.
Когда время подошло к пяти, Нелл стало не по себе. Настроение у нее совсем упало, и вид за окном ничуть не способствовал его улучшению. День был хмурым, небо затянули тучи, так что обычно солнечная гостиная казалась сумрачной. Казалось даже, что похолодало, но, возможно, это была только ее фантазия.
Кардросс пришел вскоре после пяти, но когда Нелл, собрав для предстоящего испытания всю свою смелость, спустилась вниз, она узнала от привратника, что милорд занят с посетителем, который явился по делу. Зная, что Кардросс в этот день не обедает дома, и чувствуя, что ее смелость вот-вот совсем улетучится, если ей придется ждать еще несколько часов, Нелл сказала:
– Очень досадно, я хотела бы поговорить с милордом до того, как он снова уйдет. Кто же пришел к нему по делу в такой час? Уж не мистер ли Кент?
– Нет, миледи. Это некий мистер Кэтворт. Он приходил утром и сказал, что у него личное дело, о котором он не может говорить ни с мистером Кентом, ни с кем-либо другим. Я сказал ему, что ждать нет смысла, потому что милорд вернется не раньше пяти. И он пришел снова, миледи, но я бы не пустил его, если бы знал, что вы желаете видеть милорда. А сам милорд, когда вернулся, велел, как только придет сэр Джон Сомерби, провести его прямо в библиотеку.
– А он, я уверена, вот-вот придет! – воскликнула Нелл. – Джордж, если он появится до того, как уйдет человек, который сейчас разговаривает с милордом, отведите его, пожалуйста, в зал и попросите подождать! И… скажите милорду, что я хочу видеть его прежде, чем он отправится к сэру Джону!
– Да, миледи, не беспокойтесь! – заверил ее Джордж, и по его тону было ясно, что он понял: происходит нечто необычное. – Я дам… я шепну пару слов Фарли, миледи!
Слегка покраснев, она поблагодарила его и снова ушла в гостиную, где томилась еще полчаса, гадая, долго ли пробудет у мужа этот навязчивый мистер Кэтворт, и почему Провидение, напрасно называемое милосердным, не сочло нужным забрать ее из этого мира, когда она в возрасте пяти лет болела скарлатиной. Однако когда, выглянув из окна, она увидела спускающуюся по лестнице ладную фигуру и поняла, что Кардросс наконец освободился, она тут же пожалела, что у нее нет в запасе еще нескольких минут, чтобы собраться с духом.
