Эльза Вернер - Фея Альп
— Едва ли, — ответила Алиса. — У Вольфганга чрезвычайно много дела. Он и вчера пришел только на несколько минут. Он страшно занят с тех пор, как получил новое назначение.
Слова звучали слишком равнодушно для невесты, которая все-таки должна была чувствовать, что жених невнимателен к ней. Алиса не подозревала о том, что произошло в столице неделю тому назад между ее отцом и женихом. Вольфганг не говорил об этом никому, а предоставил Нордгейму объявить о расторжении помолвки, когда и как ему заблагорассудится, пока же, как можно реже являлся к Алисе. Масса работы сослужила ему службу в данном случае.
Баронесса Ласберг, явившаяся на веранду, поздоровалась с гостьей весьма чопорно. Валли хотела остаться до следующего дня, когда за нею должен приехать муж, чтобы вместе отправиться в Оберштейн, к Бенно. Она вторглась, как вихрь, в этот тихий аристократический дом; всякий этикет исчез, везде раздавался ее звонкий смех, она болтала с Алисой, шалила с Эрной, спорила с Вальтенбергом о восточных обычаях, но, прежде всего изо всех сил злила старую баронессу, сама же буквально сияла от избытка счастья и веселья.
Между тем наступил полдень. Вальтенберг предложил прогулку на одну из окрестных возвышенностей, и все охотно согласились. Алиса, которая еще два месяца назад не могла принимать участия в подобных удовольствиях, теперь храбро присоединилась к остальным, и только баронесса, само собой разумеется, осталась дома. Маленькая компания двинулась в путь, к подножию скалы, круто подымающейся к небу острым зубцом.
— Здесь ты должна остановиться, Алиса, — заботливо сказала Эрна, — последняя часть дороги слишком крута и утомительна, тебе же надо еще беречь силы. А ты одолеешь ее, Валли?
— Я все одолею! — объявила Валли, обиженная этим вопросом. — Ты воображаешь, что на всем свете только и есть два хороших ходока по горам — ты да твой жених? Я пойду с вами!
Вальтенберг снисходительно улыбнулся и бросил многозначительный взгляд на изящные туфельки Валли с высокими каблуками.
— Ну, на сей раз, опасности нет: по дороге на скалу всюду высечены ступеньки и поставлены перила, — сказал он. — Но и с самыми опытными и смелыми ходоками в горах может случиться несчастье, как это было с моим секретарем на Ястребиной скале. Он еще счастливо отделался, только вывихнул ногу, а могло бы кончиться чем-нибудь похуже.
— Ах, вы говорите об этом бесконечно длинном Гронау? — воскликнула Валли. — Куда он девался? Я не видела его в Гейльборне!
— Он взял отпуск на несколько недель, но я жду его на днях, — ответил Эрнст.
Его удивляло долгое отсутствие Гронау: насколько он знал, у того не оставалось в Германии ни одного родственника, и он не мог объяснить себе эту внезапную поездку. Гронау даже не сказал ему, куда именно едет.
Вальтенберг с Эрной и Валли отправился на вершину, а Алиса, послушно покорившись распоряжению Эрны, осталась на маленькой лужайке у подошвы скалы. Это было красивое тихое местечко среди леса, еще не тронутое дыханием осени. Темные сосны и мох были свежи и зелены, последние остатки утреннего тумана постепенно таяли в лучах полуденного солнца. Было тепло и светло.
Алиса сидела одна уже минут десять, как вдруг увидела знакомую фигуру доктора Рейнсфельда, мелькавшую между деревьев. Вероятно, он шел от кого-нибудь больного, жившего в горах. Он так торопился и был гак погружен в свои мысли, что не заметил Алисы, пока та не окликнула его:
— Доктор! Неужели вы хотите пробежать мимо, не взглянув на свою пациентку?
Бенно вздрогнул при звуке ее голоса и остановился, пораженный:
— Вы здесь? И совсем одна?
— О, я не так беззащитна, как вы думаете, — сказала Алиса почти покорно. — Там, наверху, господин Вальтенберг с Эрной и Валли. Я осталась здесь…
— Потому что устали? — озабоченно спросил он.
— Нет, я хотела только поберечь силы для обратного пути. Вы требуете, чтобы я береглась. Видите, как я послушна!
Она подвинулась в сторону, как бы ожидая, что Бенно сядет подле нее. Он несколько секунд колебался, но потом последовал безмолвному приглашению и опустился на мшистый бугор. Они уже не были чужими друг другу и в последние месяцы виделись и разговаривали чуть ли не каждый день.
Алиса продолжала непринужденно болтать; в ее веселости проглядывал беззаботная, невинная радость просыпающихся жизненных сил, когда человек, освободившись от гнета болезни, еще чуть недоверчиво смотрит навстречу новой жизни. Нельзя было вести себя проще и наивнее, чем эта молодая миллионерша, весь облик которой так не подходил к блестящему положению, которое доставляло ей богатство отца. Здесь, на опушке леса, без роскошного наряда, только тяготившего ее, под золотистыми лучами солнца, падавшими на порозовевшее личико, она была невыразимо мила и приветлива.
Доктор, напротив, казался необычно серьезным. Он принуждал себя улыбаться и весело отвечать Алисе, но было видно, что его веселость деланная. Алиса, наконец, заметила это и сама притихла; когда же наступило довольно продолжительное молчание, которое Рейнсфельд и не пытался прервать, она спросила:
— Доктор, что с вами?
— Со мной? — встревожился Бенно. — Ничего, решительно ничего!
— А мне кажется, что-то есть. Вы шли так торопливо и были так серьезны и печальны, и я не в первый раз замечаю это. Уже несколько недель, по-моему, вас что-то тяготит. Можно узнать, в чем дело?
Мягкий голос Алисы выражал удивительно милую просьбу, ее карие глаза с участием смотрели на врача, но дочь Нордгейма была последним человеком, которому Рейнсфельд мог открыть истинную причину своего тяжелого настроения. Алиса не ошиблась: Бенно уже несколько недель жил под гнетом подозрения, которое Гронау заронил в его незлобивую душу. До сих пор, правда, не было найдено ничего, что так или иначе подтвердило бы его подозрение, но Рейнсфельд догадывался, что внезапный отъезд Гронау и его долгое отсутствие связаны с этим обстоятельством, что тот идет по следу. Он быстро овладел собой и ответил:
— Мне тяжело оставлять Оберштейн. Как ни хочется мне получить более обширный круг деятельности, я чувствую, что сжился с этими людьми, с которыми столько лет делил горе и радости, и с этими горами. Я оставляю здесь так много любимого, что разлука не может не быть тяжела.
Он опустил глаза при последних словах, а потому и не заметил перемены, вдруг происшедшей в Алисе. Она побледнела, ее лучезарная веселость исчезла.
— Разве вы так скоро уезжаете? — тихо спросила она.
— Да, я жду только приезда своего преемника, вероятно, он будет здесь через неделю.
— И тогда вы уедете навсегда?
