Джейн Остен - Разум и чувства
Ее интерес к званому обеду возрос еще больше, когда она узнала, что приглашены и обе мисс Стиллс.
Так как сестрички Стиллс хорошо зарекомендовали себя в глазах леди Миддлтон, то их появление у Фанни и Джона было вполне предсказуемо. Хотя Люси была весьма провинциальна, а ее сестра не так уж и воспитана, Миддлтоны пригласили их к себе в Лондон в дом на Кондуит-Стрит, погостить недельку-другую. И этого было более чем достаточно, чтобы Джон Дэшвуд отправил приглашения и этим двум девицам.
Репутация сестричек Стиллс, как племянниц джентльмена, который на протяжении многих лет помогал ее брату, не давала права на особые места за столом миссис Дэшвуд, хотя и не лишала их места за столом вообще. Но, как гостьи леди Миддлтон, они должны были быть хорошо приняты. Люси, которая уже давно хотела быть лично представленной всей семье Феррарсов, чтобы поближе познакомится с ними, изучить их привычки и понравиться им, была счастлива получить официальное приглашение от миссис Дэшвуд.
На Элинор это подействовало совсем наоборот. Она сразу же поняла, что Эдвард, который живет со своей матерью, должен был быть приглашен. Так как его мать здесь, а обед давался его сестрой, следовательно, была возможность увидеть его в первый раз после всего, что произошло, но уже в компании с Люси! О! Она с трудом представляла, как сможет это вынести.
Эти опасения скоро были развеяны не столько ее собственными догадками, сколько действиями Люси, которая похвалилась, чтоб досадить ей, что Эдвард не сможет быть на обеде на Харлей-Стрит в четверг. И даже постаралась убедить Элинор, что он это делает для того, чтоб постарается быть подальше от места, где он не сможет скрывать свои чувства, если они будут вместе.
И вот настал важнейший четверг, когда две молодые девушки должны были быть представлены своей будущей свекрови.
– Боже мой, дорогая мисс Дэшвуд, – вздохнула Люси, когда они поднимались по ступеням, так как Миддлтоны приехали сразу же вслед за миссис Дженнингс, и они следовали за дворецким все вместе, – Здесь нет никого, кроме вас, кто так бы понимал меня, как вы! Я, право, даже еле иду… О Боже! – воскликнула она, – Через минуту я увижу женщину, от которой зависит все мое будущее счастье, и она будет моей второй матерью!
Элинор почувствовала минутное нервное напряжение, когда подумала, что эта же миссис, которую они почти не знают, могла стать второй матерью и для мисс Мортон или даже для нее самой. Вместо того чтобы обсуждать это, она заверила Люси с большой искренностью, что жалеет ее, к величайшей радости последней, которая чувствовала себя не в своей тарелке под внимательным взглядом Элинор.
Миссис Феррарс оказалась маленькой, худенькой женщиной, плохо сложенной и непривлекательной. Ее желтоватое лицо с крошечными глазками и поджатыми губками, похоже, и в годы былой молодости нельзя было назвать красивым или запоминающимся. Только сдвинутые тоненькие брови предавали ему некоторое выражение суровости, которое характерно только гордым или капризным дамам. Она была немногословна и обладала редким талантом выражать свои мысли с помощью двух-трех слогов, которые объясняли, что ей не нравится всё вокруг.
Сейчас Элинор была свободна от своих страхов. Еще несколько месяцев назад миссис Феррарс могла публично унизить ее, но теперь она была не в силах уколоть ее, старательно показывая сестрам Стиллс, с кем им посчастливилось сегодня общаться. Элинор едва не рассмеялась, как обе женщины семьи Феррарс кичились своим величием перед Люси, которую легче всего из всех присутствующих можно было обидеть, и ей не хватало духу достойно ответить на эти выпады. Люси была очень счастлива от того, что оказалась в таком обществе, а ее сестра недооценивала торжественность момента и хотела только подразнить доктора Дэвиса своим нынешним статусом. Так или иначе, обе лезли из кожи вон, чтобы понравиться миссис Феррарс и ее дочери, и скоро Элинор не могла без раздражения смотреть на всех четверых.
Обед был действительно грандиозен, слуг было невидимо, все что ни попадалось на глаза, демонстрировало склонность хозяйки к оригинальности, и способность хозяина это обеспечить. Несмотря на перестановку и приобретение необходимой утвари в Норланде и даже на то, что они сами были не так давно без хотя бы одной тысячи фунтов в кармане, да так, что даже пришлось кое-что продать, ничто не намекало на то, что они пытаются прыгнуть выше головы, никакого проявления бедности, разве что в разговоре, но такое вполне допустимо. Джон Дэшвуд не мог ничего особенного рассказать о себе, чтобы заслуживало всеобщего внимания, а его жена могла заинтересовать гостей еще меньше. Но в этом не было особой необходимости, так как рассказов было предостаточно у их гостей, которые, чтобы быть принятыми, усердно потрудились над тем, чтобы выглядеть лучше, чем есть на самом деле: умнее, респектабельнее и очаровательнее.
Когда женщины удалились в художественную гостиную после обеда, это особенно стало бросаться в глаза. Джентльмены уже разбавили свою беседу политикой, сделками по недвижимости и сломанными на скачках конскими ногами. Когда все эти темы были исчерпаны, снова появились дамы и подали кофе со сладостями, что стало вершиной торжества для Гарри Дэшвуда и второго сына леди Миддлтон, которые были ровесниками.
Раз оба мальчика были свободны, значит все разговоры свились к одному – выяснить – кто из них первый? Начали с роста. Когда Гарри был один, такого вопроса не могло и возникнуть. Но теперь начались взаимные притязания с двух сторон, и каждый из присутствующих был вынужден высказать свое мнение.
Все присутствующие разделились на два лагеря.
Две матери, хотя каждая считала, что ее мальчик выше, все же из вежливости решала спор в пользу другого. Две бабушки не с меньшим пристрастием, но более разумно, встали каждая на сторону своей дочери. Люси, которая была крайне озабочена тем, чтобы понравиться и тем, и другим, уверяла, что оба мальчика рослые не по годам и почти одного роста, а ее сестрица с большим тактом, выдала это каждой из сторон…
Элинор уже высказалась в пользу Уилльяма и этим обидела миссис Феррарс, а Фанни еще больше. Марианна, когда спросили ее мнение, обидела их всех, сказав, что у нее нет на этот счет никакого мнения, так как она на этих детей и не смотрела.
Когда все собравшиеся уже не знали, куда обратить своё внимание, чтобы только не смотреть на этих милых детей, то от безысходности уставились на стены, где увидели нечто интересное.
До того, как они уехали из Норланда, Элинор нарисовала для своей свояченицы пару неплохих пейзажей, которые только сейчас были принесены и повешены в доме, украсив ее художественную гостиную. Эти-то рисунки и были пойманы взглядом Джона Дэшвуда, когда он проходил там за другим джентльменом в следующую комнату, сняты и официально переданы в руки полковника Брэндона, чтобы он еще раз обратил внимание на художницу.
