Евгения Марлитт - Семь нот любви
– Да? Ну, счастливого пути. Он тщательно избегал встречи со мной. Теперь у меня одним врагом меньше на свете.
– А на горе… У Ферберов радость, – продолжала Елена прерывающимся голосом, отвернув лицо.
Она не подымала глаз и поэтому не видела, что лицо ее брата подернулось мертвенной бледностью и что его дрожащие губы зашевелились и, наконец, с трудом смогли произнести только одно короткое «ну».
Елена рассказала о находке в развалинах. Услышав это, ее брат облегченно вздохнул. С каждым ее словом у него, казалось, с души спадала тяжесть.
– Это действительно – изумительное разрешение древних загадок, – сказал он, когда Елена закончила свой рассказ. – Только я сомневаюсь, чтобы эта семья считала большим счастьем свою принадлежность к роду Гнадевиц.
– Ты думаешь так на основании того, что Елизавета столь неодобрительно отзывалась об этом роде? – прервала брата Елена. – Я ничего не могу поделать, но в таких случаях мне невольно приходит на ум виноград, который слишком зелен для лисицы.
Последние слова она произнесла с большой резкостью, и на лице фон Вальде появилось выражение сильного удивления. Он наклонился и испытующе взглянул в лицо сестры, как будто желая убедиться в том, что это действительно произнесла она.
В эту минуту в комнату вбежала собака Гольфельда и тотчас исчезла, повинуясь громкому свисту, донесшемуся с площадки. Ее хозяин проходил мимо. Очевидно, он не знал о возвращении фон Вальде, иначе, без сомнения, зашел бы, чтобы приветствовать его.
Гольфельд быстро шел вперед и завернул на дорожку, ведущую к Гнадеку. Взоры Елены следили за ним, пока он не исчез из виду. Тогда она, судорожно сжав руки, откинулась на спинку кресла с таким видом, будто все силы покинули ее.
Фон Вальде налил в рюмку немного вина и поднес к ее губам. Она ответила ему благодарным взглядом и попыталась улыбнуться.
– Я еще не все сказала, – приподнявшись, снова начала она. – Я следую примеру романистов, которые главный эффект приберегают на конец. – Было очевидно, что во время этого предисловия, которое должно было прозвучать шутливо, она собиралась с силами, чтобы спокойно произнести то, что хотела. – В нашем доме ожидается счастливое событие: Эмиль хочет жениться.
Она, вероятно, ожидала, что брат выразит большое изумление, и, не получив немедленного ответа, с удивлением обернулась к нему. Рудольф сидел, закрыв глаза рукой, его лицо было мертвенно-бледным. При движении Елены он быстро встал и подошел к окну, чтобы подышать свежим воздухом.
– Ты нездоров, Рудольф? – испуганно спросила Елена.
– Нет, только легкое головокружение, но оно сейчас пройдет, – ответил брат, снова подходя к ней.
Фон Вальде совершенно переменился в лице. Пройдясь несколько раз по комнате, он сел на свое место.
– Я говорила тебе, Рудольф, что Эмиль хочет жениться, – снова начала Елена, оттеняя каждое слово.
– Да, ты это сказала, – прошептал ее брат.
– Ты одобряешь это?
– Меня это не касается. Гольфельд сам себе хозяин и может делать все, что ему угодно.
– Мне кажется, он уже сделал свой выбор. Если бы я имела право, то назвала бы тебе имя этой девушки.
– Совершенно незачем. Я услышу его, когда будет соглашение. – Лицо фон Вальде еще больше побледнело и словно окаменело, голос звучал резко.
– Рудольф, прошу тебя, не будь таким жестоким, – умоляюще проговорила Елена. – Я знаю, что ты не любишь многословия, и привыкла к твоим лаконичным ответам; но в данную минуту ты просто невежлив, и как раз теперь, когда я хотела обратиться к тебе с просьбой.
– Говори, пожалуйста. Может быть, я должен иметь честь быть шафером у господина фон Гольфельда?
Елена вздрогнула от язвительной насмешки, звучавшей в этих словах, и после небольшой паузы, во время которой фон Вальде встал и несколько раз прошелся по комнате, с упреком произнесла:
– Ты не симпатизируешь бедному Эмилю, и сегодня это особенно заметно. Настоятельно прошу тебя, милый Рудольф, выслушай меня спокойно, я должна сегодня поговорить с тобой об этом.
Скрестив руки, он прислонился к окну и сухо произнес:
– Ты видишь, я готов выслушать тебя.
– Его невеста, – нерешительно начала Елена (ледяной взгляд брата пугал ее!), – бедна…
– Как это бескорыстно со стороны Гольфельда! Дальше!
– Доходы Эмиля невелики…
– Да, у него всего лишь шесть тысяч годового дохода. Конечно, он должен умереть с голоду.
Елена замолчала, удивленная. Ее брат никогда не преувеличивал. Сумма, которую он назвал, очевидно, была верна до последнего пфеннига.
– Ну, может быть, он и богаче, чем я думала, – снова начала Елена после продолжительного молчания, – но в данном случае это совсем не важно. Я очень люблю ту, которую он выбрал… Она сделала нечто, за что я буду ей вечно благодарна… – Фон Вальде забарабанил по стеклу пальцами с такой силой, что оно грозило разлететься вдребезги. – Пусть она будет моей сестрой, – продолжала Елена, – я не хочу, чтобы она вошла в дом Эмиля бесприданницей, и хотела бы предоставить ей доходы с Нейборна. Можно?..
– Это имение принадлежит тебе, ты достигла совершеннолетия, и я не имею права что-либо запрещать или разрешать.
– Конечно, имеешь, хотя бы потому, что являешься моим наследником. Значит, у меня есть твое согласие?
– Разумеется, если ты считаешь, что оно, безусловно, необходимо.
– Благодарю тебя, благодарю, – перебила его сестра, протягивая ему руку, но он не заметил этого, хотя и смотрел на нее. – Ты недоволен мною? – тревожно спросила она после некоторого молчания.
– Я не могу быть недовольным тобою, когда ты имеешь намерение осчастливить людей и, вероятно, вспомнишь, что я не раз помогал тебе в этом. Но тут я сделаю тебе упрек в чрезмерной поспешности. Ты, кажется, очень торопишься устроить несчастье этой девушке.
Елена подскочила, как ужаленная, и запальчиво воскликнула:
– Это жестокие слова! Твое предубеждение против бедного Эмиля, основанное бог знает на чем, заходит уже слишком далеко… Ты очень мало знаешь этого молодого человека.
– Я знаю его слишком хорошо, чтобы не иметь желания узнать ближе. Это дармоед, ничтожный человек без всякого характера, с которым будет несчастна каждая женщина, предъявляющая хоть какие-то требования к мужчине. Горе бедняжке, когда она придет к этому убеждению!
Голос его задрожал от внутреннего волнения. Елена же слышала в нем только досаду и озлобление.
– Боже, как ты несправедлив! – воскликнула она, поднимая глаза, полные слез. – Рудольф, ты грешишь! Что сделал тебе Эмиль, что ты с таким озлоблением преследуешь его?
– Разве для того, чтобы узнать характер человека, нужно получить от него оскорбление? – гневно произнес он. – Дитя, это тебе нанесено оскорбление, но ты ослеплена. Настанет день, когда ты убедишься в этом и прозреешь. Если бы я приложил все усилия, чтобы чаша миновала тебя, все равно это не привело бы ни к чему. Теперь ты видишь во мне варвара, оскорбляющего тебя в твоих лучших чувствах. Ты сама заставляешь меня предоставить тебя себе до того момента, когда ты придешь искать утешение от него у меня на груди. А что должна делать та, которая будет связана с ним навсегда?
