Элизабет Бойл - Стань моей судьбой
Дело не в том, как его тело отвечало ей — он уже отвердел и потерял здравомыслие, — казалось, чтото, что он считал давно потерянным, возродилось к жизни.
И он точно знал, что это.
Его сердце. Ведь он никогда не переставал любить Люси. Не мог ее забыть. Это и есть любовь. Нечто неподвластное разуму, за пределами гнева и горя, с которыми он жил все эти годы.
Это был бальзам на его раны и свет его жизни.
Она возрождала его к жизни, как никто другой.
Его скандальная, замечательная Люси.
Люси почувствовала, как что-то в нем изменилось. Как будто сначала он колебался, но внезапно стал слишком нетерпеливым и жадным.
Его руки вытащили из бриджей ее сорочку и нетерпеливо бродили под муслином, касаясь ее, требуя ее. Прижимая ее к себе все крепче и крепче.
Но этого ему было мало.
Он сдернул с нее рубашку, отлетевшие пуговки посыпались на пол. В какой-то миг Люси с ужасом вспомнила о спрятанном завещании Малкома. Усилием воли она сдержалась, и когда сверток оказался на полу, отодвинула его подальше.
За рубашкой последовали бриджи, она осталась лишь в сорочке и панталонах, но ненадолго. Как только она оказалась нагой, Клифтон подхватил ее и усадил на туалетный столик, смахнув с него гребень и щетки.
Люси таяла в его сильных руках. Он брал ее, не спрашивая… не моля о позволении.
Клифтон делал что хотел. А хотел он ее.
Люси обхватила ногами его бедра и потянула к себе.
Его тугое мужское естество напряглось под бриджами из оленьей кожи, и Люси тянула его все ближе, чтобы почувствовать его всего. Ее тело пылало, стремясь к нему, желая того, что мог дать ей.
Наклонившись, он взял в рот ее сосок и посасывал. Жаркие волны желания захлестывали ее.
Люси выгнулась назад и, схватив его за бедра, тащила к себе.
Те давние времена — не важно, сколько прошло с тех пор, когда он любил ее, — вернулись к ней, как будто это было только вчера.
Столкнув ее ноги со своих бедер, Клифтон отодвинулся, и Люси застонала, потеряв прижатый к ней твердый соблазнительный жезл.
— Ш-ш-ш… Гусси, ты весь дом перебудишь, — поддразнил он ее.
Люси не видела в этом ничего смешного.
— Я хочу тебя, Гилби!
Клифтон, улыбнувшись, наклонился и дал ей то, что она хотела.
Его руки поймали ее бедра и распахнули их, он прошелся языком по складкам ее женского естества.
Люси громко стонала.
— Милая, да ты весь Мейфэр разбудишь.
— Я буду тихо, — едва выговорила она. — Но, Гилби… черт возьми… сделай это снова.
Он снова прошелся языком дразнящими движениями, а потом посасывал набухшее потайное местечко.
Тело Люси ожило. Как же она могла забыть эту пульсирующую, опасную жажду?! Ей хотелось кричать и разбудить весь Лондон.
«Возьми меня. Пожалуйста, возьми меня. Дай мне…»
Она взлетела на вершину блаженства.
— О да, Гилби! Да!! Да!!! — Она цеплялась за его плечи, едва сознавая, что уже оказалась в кровати, пока Клифтон не накрыл ее своим жарким телом во всем великолепии наготы, его твердое мужское естество проталкивалось между ее все еще дрожащими бедрами.
Люси знала, что первая вспышка страсти, все еще державшая ее в сладком рабстве, — это только начало. О, как ее тело жаждало большего!
Зная, что означает это «большее», она открылась ему, позволяя ему заполнить ее, взять ее одним сильным толчком.
Теперь настала очередь Люси улыбаться: Клифтон громко застонал. Еще мгновение — и он тоже взлетит на вершину блаженства.
— Люси, — прошептал Клифтон перед рассветом, когда она уютно устроилась в его объятиях.
Оба были в полном изнеможении, но не спали, и он чувствовал, что теперь пора.
Пора прояснить обстановку и уладить дела между ними.
Чтобы они могли начать все сначала.
— Скоро утро, мне пора идти, — сказал он.
Повернувшись, Люси посмотрела на него из-под полуопущенных век.
— Останься, — шептала она, не отпуская его.
— Не рискну.
— Я в долгу не останусь. — Она приглашающим жестом откинула одеяло.
— Я должен уйти, пока дом не проснулся, — подмигнул ей Клифтон. — Раньше, чем проснется Минерва. Не отважусь встретиться с ней еще раз.
Люси рассмеялась, потом прикрыла рот ладонью.
— Да уж, тебе надо идти. — Она тоже поднялась и начала помогать ему собирать одежду.
— Я знаю, почему ты вышла за Арчи. — Люси застыла от его слов, но Клифтон продолжал: — Я знаю о доме, о выселении. О его роли во всем этом.
Выпрямившись, она посмотрела ему в лицо:
— Если ты знал, почему ничего не сделал?
— Я узнал обо всем только вчера вечером. Страут мне рассказал.
Люси уставилась на него:
— Как?
— Была кое-какая корреспонденция.
Люси покачала головой:
— Ты, должно быть, ошибся. Арчи не имел к этому никакого отношения. Это все дела Паркертона.
Клифтон наклонился за жилетом, вытащил из кармана бумаги и подал ей.
Люси подошла к окну, где было посветлее, и быстро просмотрела страницы.
— Вот мерзавец, — пробормотала она.
— Кто именно? — спросил Клифтон. — Герцог, Страут или Арчи?
— Все трое. — Она отбросила бумаги. — Что ж, Арчи я повесить не могу, — сказала она. — И должна также оставить Пимму разбираться со Страутом. Но если мне когда-нибудь выпадет несчастье встретиться с Паркертоном, он этого разговора не забудет.
— Если до тебя с ним не встречусь я. Я почти опасаюсь за продолжение его рода. Я так сожалею, — сказал он. — Я должен был быть там. Должен был остановить их. Проследить, чтобы о тебе позаботились. Просто я думал…
— …что я останусь в Хэмпстеде, — договорила Люси.
— Да. Глупо, конечно, с моей стороны.
— Я думала, ты вернешься, — тихо сказала она. — Но ты не вернулся.
Он отпустил ее.
— Я очень хотел вернуться, но приказы всегда были одинаковые: оставаться на месте, — ответил он. — А Малком, к моему большому огорчению, ездил туда-сюда. Я послал с ним однажды записку, зная, что он доберется до Хэмпстеда.
— Когда?
— Спустя год после нашего отъезда. Малкома послали с информацией для твоего отца. Вернувшись, Малком сказал, что видел Марианну, а ты ушла.
— Папа, должно быть, знал о его приезде и отправил меня с каким-нибудь поручением, чтобы помешать мне получить хоть какую-нибудь весточку от тебя.
— Он знал о нас?
Люси кивнула:
— Он поймал меня, когда я в ту ночь вернулась домой от тебя.
Клифтон тихо присвистнул.
— Малком сказал, что отдал записку миссис Кьюин.
Люси закрыла глаза и застонала:
— О Господи! Миссис Кьюин, благослови Господь ее душу, не помнила, где у нас сахарница стоит. Она, вероятно, сунула твою записку в карман и забыла о ней.
