История Деборы Самсон - Эми Хармон
Он лежал на широкой кровати, в комнате было темно, но я подняла свечку – всего чуть-чуть, – чтобы увидеть его лицо. Он сложил руки за головой. Огонь, который я развела для него в камине, превратился в кучку едва тлевших углей. Он не подложил и одного полена, чтобы ночью в комнате было теплее. Он отличался экономностью и берег каждую щепку топлива, каждую свечку, каждый кусочек еды, стараясь растянуть их на как можно более долгий срок. Он все время тревожился, что его люди будут вынуждены обходиться без еды и тепла.
– Тебе холодно? – спросил он, указав подбородком на одеяло у меня на плечах и чулки на ногах.
– Нет, сэр, – соврала я. – Мне тепло, ведь у меня есть лишнее одеяло. Я буду читать, пока вы не прикажете мне прекратить… или пока не догорит эта свечка.
– Очень хорошо.
Я побрела обратно к своему стулу, поджала ноги, чтобы они не мерзли, и начала читать с того места, на котором остановилась. Комментарий казался мне восхитительным, и я читала, не останавливаясь, с час, если не больше.
Свеча дрогнула, догорая, и глава закончилась. Я отложила книгу, пометив страницу, до которой дочитала, пером дикой индюшки, которое подобрала утром, развешивая белье.
Генерал дышал мерно и глубоко. Я закрыла дверь между комнатами и залезла в постель, ощущая покой, которого прежде не знала.
* * *
Генерал Патерсон реквизировал каурого коня, которого мы захватили после стычки у Тарритауна, и отдал мне. Коня держали вместе с Леноксом и другими офицерскими лошадьми в гарнизонных конюшнях. Я ездила на нем по Уэст-Пойнту с поручениями, которые мне давали, или сопровождая генерала. У этого коня был чудесный, спокойный нрав. Я назвала его Здравый Смысл: эта кличка прекрасно ему подходила, а генерал, слыша ее, улыбался.
В начале марта целую неделю стояла неожиданно теплая погода, так что лед на Гудзоне и снег на берегах успели растаять. Генерал и полковник Костюшко решили воспользоваться этим и проверить состояние укреплений вдоль реки. Мы с Гриппи собрали седельные сумки и подготовили лошадей к нескольким дням в пути, а затем вчетвером, в сопровождении небольшого отряда, возвращавшегося в Верпланкс-Пойнт, выступили из лагеря, чтобы провести инспекцию.
Даже лошади были рады вырваться на свободу. Погода оставалась теплой, и от этого путь до Стони-Пойнта показался нам очень приятным. Мы с Агриппой заболтались, следуя за генералом и полковником, а те обсуждали, где и что нужно укрепить, где и что построить и что станет с Уэст-Пойнтом, когда закончится война.
– Костюшко хочет забрать меня с собой в Польшу, когда отправится туда, – объявил вдруг Агриппа, словно эта мысль не давала ему покоя. – Здесь ему мало что осталось сделать, а на родине у него неприятности.
Я ахнула, радуясь за него:
– В Польшу? Он хочет забрать вас в Польшу? Как чудесно. Мне страшно хочется повидать мир.
Гриппи поджал губы и наморщил лоб, словно показывая, что ему это вовсе не кажется чудесным.
– Вы не хотите увидеть мир? – спросила я. – Оказаться в новых местах?
– Я хочу увидеть свой мир. Америку. Ведь война из-за этого и началась, так? Из-за этой земли. – Он указал на дорогу, по которой мы ехали. – Я не хочу отправляться в Польшу. Хочу вернуться домой. И я, и генерал Патерсон. Он ведь юрист. Он меня обучал. Даже дал свои книги, из Йеля. Я умею читать. Может, и я стану юристом. Буду знать свои права. Изучу законы.
Интересно, подумала я, сможет ли генерал обучить и меня и даст ли мне Гриппи почитать его книги. А он продолжал:
– Британцы объявили всем африканцам, что, мол, если мы будем сражаться на их стороне, они дадут нам свободу, когда закончится война. Но они обещают то, чего не смогут дать. А что, если они проиграют? Что тогда? Нам придется сражаться против своих же соседей? Может, даже убить парочку? Нет, я не поеду ни в Польшу, ни в Англию, когда все закончится. Я останусь здесь. Тут жизнь лучше, чем все, что они обещают. Они не могут дать мне того, что уже даровано Богом.
– Определенные неотчуждаемые права, – вмешалась я и кивнула.
– Именно так. Я свободный человек. Я родился свободным в Массачусетсе. И свободным умру в Массачусетсе. Когда все это завершится, я вернусь назад, в Стокбридж.
– Это ведь неподалеку от Ленокса? Где дом генерала?
– Именно так. У меня там есть акр земли. Я прикуплю еще. Построю дом. Подыщу женщину, на которую мне приятно будет смотреть. Такую, которой приятно будет смотреть на меня. Заведу ребятишек.
– Я тоже, – сказала я невпопад. Я все еще думала о его словах насчет того, что он родился свободным и свободным умрет, но Гриппи расхохотался так, что от смеха заходили ходуном его плечи и грудь.
– Слышали, генерал? Милашка хочет завести женщину и нарожать ребятишек. – Гриппи всегда называл меня Милашкой.
Генерал Патерсон и полковник Костюшко перестали беседовать и оглянулись на нас. Я понурилась, мечтая лишь об одном – чтобы Гриппи умолк.
– Так что же, у тебя есть девчонка в… откуда ты бишь родом? – спросил Гриппи, по-прежнему широко улыбаясь.
Я пропустила часть вопроса мимо ушей:
– Нет у меня никакой девчонки.
– А я думаю, что ты, Милашка, врешь. Щеки у тебя покраснели, и моргаешь ты так, словно у тебя очень даже на уме какая-то девушка.
– Жить свободным и умереть свободным. Как вы и сказали. Вот чего я хочу. Вот почему я здесь.
– Что ж. Ясно. Ну, знаешь… для белого парня вроде тебя… это не трудно, если только ты не помрешь от голода или скуки. Мне кажется, война скоро закончится.
– Я не родился свободным.
Он нахмурился:
– Нет?
– Нет.
– И что это значит?
Я не могла заявить, что родилась девочкой. Вместо этого я сказала другую правду.
– Меня отдали в услужение еще ребенком, – призналась я.
Полковник Костюшко указывал на редут, генерал Патерсон согласно кивал.
– Ты еще ребенок, – парировал Гриппи. – Ты что, все еще служишь?
Я помотала головой, но он мне не поверил.
– Ты сбежал?
Так и было, хотя и не в том смысле, который он вкладывал в эти слова.
– Все мы откуда-то бежим, правда? – сказала я. – Но нет… я никому не принадлежу. И ничего не должен. И никто не ищет меня. – Возможно, последнее не соответствовало правде, но я искренне надеялась, что это так.
* * *
Ближе к концу дня, когда мы подъезжали к посту в Пикскильской лощине, навстречу нам кто-то выехал. Он был еще ярдах
