Древний Рим. Имена удовольствий - Регина Грез
– Твоя жалость оскорбительна! – процедил он, глядя в темноту.
– Разве может унизить жалость богини? – горестно напомнила я. – Или я уже не являюсь небожительницей в твоих глазах? Сошла с пьедестала?
– После того как ты стала его подстилкой… Нет, Наталия, ты для меня уже не богиня во плоти! Ты обычная женщина, падкая на деньги и роскошь, ты выбрала Каррона, потому что он мог больше тебе предложить…
– Дакос, это не правда! Ты сам знаешь.
Вместо ответа он укусил меня за шею или это был такой волчий поцелуй… Я мотнула головой и попыталась вырваться, в ответ Дакос ослабил хватку так, что я едва не свалилась на землю, в последний момент ухватившись за гриву лошади.
Пегий жеребец тут же взвился на дыбы и оглушительно заржал, а я непроизвольно обхватила руками мощный торс фракийца. Раздался торжествующий смех, похоже, Дакос легко управлял своим конем, нарочно пугая меня.
– Не бойся, я не позволю тебе упасть! Ведь ты мне нужна, очень нужна мне сегодня. А на рассвете я тебя убью, чтобы ты ему не досталась. Запомни мои слова. Я выполню свое обещание – на рассвете кто-то умрет.
В ответ я лишь всхлипнула, прижавшись мокрой от слез щекой к его груди.
– Убивай! Сердце свое ты уже похоронил, стал холодным, бессердечным чудовищем. Такой же завоеватель и насильник, как твои ненавистные римляне. Все мужчины одинаковы, если у них есть сила и возможность взять добычу и покуражиться вдоволь. Я думала о тебе иначе… думала, ты мне друг.
Дакос угрюмо молчал, только погнал своего коня быстрее. У меня к горлу начала подступать тошнота. Я не выдержу долго такой скачки, меня мутит, голова кружится.
– Мне плохо…
– Скоро будем на месте, потерпи.
В его голосе больше не было злости и раздражения. Он проговорил эти слова почти тем же мягким, глубоким тембром, как раньше, когда мы мирно беседовали в доме Клодия. Я вдруг поняла, что он не сделает мне ничего плохого, уж слишком плохого… А если и сделает, так я заслужила.
Сама виновата – отправилась девочка на войну. Причем, Гая так и не нашла, зато погибли Кассий и Атратион, хотя, может, они-то как раз и хотели умереть в бою, раз уж так рвались в поездку, представляя реальную угрозу нападения. Гай сильно расстроится, если все узнает. А мне надо смириться с тем, что муж больше не примет меня. Даже если я выживу…
Мы поехали тише, и нас скоро нагнали остальные мужчины. Дакос долго переговаривался с ними на разных языках, кажется, люди были встревожены. Я слушала их вполуха и вскоре немного поняла, что завтра должно произойти решающее сражение, и Каррон будет участвовать в нем. У меня мелькнула жуткая мысль, что Дакос может использовать меня против консула, начнет шантажировать, выдвинет свои условия.
Меня холодный пот прошиб, когда я представила, какой выбор встанет перед полководцем, если ему донесут, что я в руках у мятежников. О, Гай меня не спасет, он выберет славу Рима и будет совершенно прав. Где я и где Рим… Сама виновата, нечего плакать.
– Боишься меня, госпожа?
В голосе Дакоса звучала издевка, но уже не злая, а просто самодовольная и насмешливая.
– Боюсь. И все же надеюсь на твое милосердие.
– Милосердие гладиатора? Ты верно шутишь, женщина. Давно забыл, что означает это слово.
– Я не из тех, кто заставлял тебя биться на арене. Я сама здесь чужая и далеко от родной земли. Мы в этом похожи. Я против рабства, все люди равны, нельзя никого унижать. Я над тобой не издевалась.
– Ты мучила меня…
– Я тебе не лгала, это ты меня мучил, заставляя…
Пыталась тщательно подбирать слова, хотела ему что-то объяснить, какие-то самые тонкие оттенки моих чувств к нему, в которых даже сама не могла разобраться. Дакос тяжело вздохнул и неожиданно проговорил мне над ухом:
– Я все знаю. И у нас будет только одна ночь, чтобы понять, кто мы друг другу.
Вдруг стало легко и почти не страшно. Он меня не обидит, никому не позволит обидеть меня – это прежний Дакос, как я не узнала его раньше. Он просто не ожидал увидеть меня здесь и сначала злорадствовал, предвкушая месть. И я могла бы понять за что. Он ведь мужчина и не последний среди своих соплеменников, а был моим рабом.
Он привлекательный, сильный мужчина, а я отвергла его и предпочла другого – врага. Дакос привык побеждать, а пришлось уступить мне – слабой женщине, не важно, что в его глазах я была посланницей богини. Мужчина всегда считает себя выше женщин и не может простить ей вынужденное подчинение. Теперь настал мой черед смириться и уступить…
Будь, что будет. От него я приму все, видимо, так решили вершители судеб. Уж не знаю, какие именно, в Риме так много храмов и разных верований. А мне кажется, Бог один… нет, с ним рядом непременно должна быть женская суть, женская мягкость и доброта. Я верю, что есть и Богиня. И вот ее-то незримую и милосердную я буду сейчас просить о защите.
Я чувствовала себя скверно, никогда не думала, что поездка на лошади может причинять такие неудобства, а ведь когда-то мечтала прокатиться верхом. Прокатилась… К счастью, мы скоро подъехали к огороженной постройке, и я поняла, что здесь будет привал. Нас окружили люди, много мужчин, я нервно цеплялась за Дакоса, и он больше не пытался меня напугать, держал при себе. Даже не позволил какому-то веселому парню принять меня с лошади, спрыгнул первым и сам помог спуститься.
Дакоса здесь уважали, он был вроде командира небольшого отряда, состоящего в основном из его соотечественников-фракийцев. На меня сначала смотрели с хитрыми улыбками, даже пытались коснуться, но Дакос быстро это пресек. Кто-то увел его коня, кто-то звал для разговоров, видимо, мы с беднягой Атратионом попались разведчикам мятежного войска и теперь им следовало доложить о ночных происшествиях высшему начальству.
– Только не оставляй меня с ними, мне страшно, – умоляла я.
– Тебя никто не тронет, – сухо ответил Дакос, продолжая вести меня куда-то вглубь аллеи – туда, где горели костры и слышалась громкая людская речь.
– Чей это
