Грегор Самаров - На берегах Ганга. Прекрасная Дамаянти
Когда магараджа назвался, Момзон особенно любезно поздоровался с ним, представил коллег и назвал его лучшим другом Англии в Индии.
— К сожалению, — с грустью отвечал Нункомар, — моя глубокая преданность великой и благородной английской нации и компании не ценится по заслугам. Вероятно, меня оклеветали перед милостивым губернатором, но я надеюсь, что высокочтимым советникам удастся представить мои намерения и поступки в должном свете.
Потом он начал в выспренных выражениях изъяснять свою преданность интересам Англии и перечислять многочисленные услуги, которые он ей оказывал, причем, выражая величайшее почтение губернатору, сделал несколько злобных замечаний относительно его управления, особенно о следствии над Риза-ханом и о распоряжениях относительно двора в Муршидабаде.
Францис напряженно слушал. Момзон заверил магараджу в полном признании его заслуг директорами компании, а генерал Клэверинг пожал руку брамина со снисходительно-покровительственным выражением лица. Капитан Синдгэм мрачно стоял в стороне, и глаза его грозно сверкали.
Мистер Барвель оборвал поток его речей, приказав подавать экипажи, и любезно предложил руку генеральше.
Момзон вторично пожал руку Нункомара и сказал с ударением, что он и его коллеги не замедлят воспользоваться советами магараджи в серьезных вопросах, которыми им предстоит заниматься.
Маленькое шествие в сопровождении немногих слуг, без военного конвоя, направилось к дворцу. У ворот стоял обычный караул, отдавший честь только генералу Клэверингу.
Барвель ввел своих новых коллег в приемный зал. Тут их ожидал Гастингс с высшими служащими. Рядом с ним в роскошном туалете, сверкая бриллиантами, стояла баронесса Имгоф, красотой и блеском затмевая далеко не юную уже леди Клэверинг. Та побледнела, увидев красивую подругу губернатора, и злобная усмешка скользнула по ее лицу. Она едва склонила голову и как бы не заметила, что баронесса Имгоф любезно и сердечно протянула ей руку.
Гастингс принял представленных ему Барвелем членов совета как начальник, каким он и был официально как губернатор и председатель совета. Он коротко выразил надежду, что почтенные советники будут помогать ему во всех начинаниях, которые он ввел и намеревается еще ввести для выполнения своей задачи — расширения и упрочения английского владычества в Индии.
Момзон холодно произнес несколько незначительных слов. Генерал Клэверинг покраснел от неудовольствия и еще более выпрямил свою высокую фигуру. Францис же смерил губернатора проницательным взглядом и язвительно улыбнулся.
Не оставалось сомнения, что между этими людьми должны непременно возникнуть противоречия.
Приглашение губернатора к обеду было холодно отклонено под предлогом необходимости отдохнуть после путешествия, чтобы завтра же приняться за неотложные дела. Леди Клэверинг при этом бросила на баронессу Имгоф взгляд, ясно говоривший, что она никогда не признает подругу губернатора равной себе по положению.
После этой встречи, неприятной для обеих сторон и равносильной объявлению войны не на жизнь, а на смерть, новые директора удалились в приготовленные для них роскошные помещения.
Гастингс, не показавший и тени волнения на непроницаемом лице, проводил баронессу в ее комнаты. Красавица Марианна залилась слезами.
— О, Боже! — вскричала она, рыдая. — Я этого не перенесу! Какая встреча, какие унижения мне предстоят!
— Неужели ты окажешься малодушной в минуту борьбы? — спросил Гастингс. — Право, у меня были более серьезные столкновения в жизни, чем предстоящие теперь с этими франтами, которые воображают подставить мне ногу. Это им не удастся. Если Бог даст силы, мои нервы крепки как сталь. Я клянусь тебе, Марианна, — продолжал он, — что они дорого заплатят за каждую твою слезу, я их положу к твоим ногам, они будут стонать от бессильной злобы и корчиться, как тигры и леопарды у ног охотника.
Марианна выпрямилась, слезы высохли, и глаза заблестели.
— Я верю тебе, мой друг, и буду достойна тебя в этой борьбе, как и во всякой другой, но, умоляю тебя, не пренебрегай опасностью…
— Я ничего не упущу и ничего не забуду, — грозно отвечал Гастингс, — клянусь тебе, твоя маленькая ножка переступит и этих врагов.
Вошел капитан Синдгэм. Гастингс недовольно взглянул на него, а капитан сказал:
— Прошу извинить за внезапное вторжение, но вы должны знать, что Нункомар присутствовал при встрече новых членов совета. Он льстил им, долго говорил со всеми, особенно с мистером Момзоном, и в каждом его слове была капля яда против вас.
— О, я знаю, как он действовал против меня в Лондоне! — сказал Гастингс. — Но я предвидел борьбу, приготовился к ней, и оружие мое остро и пагубно. Но пока не трогайте его, капитан Синдгэм, — строго приказал он, — я не люблю рвать незрелые плоды, а наказание этого несчастного должно созреть. Понимаете? Вполне созреть. Призываю вас к безусловному молчанию, пока я не признаю минуту удобной. Вот что вы должны сделать: не упускайте его из вида, следите за ним, а также за новыми врагами, прибывшими из Лондона. Знание — великая сила, а когда знаешь намерения противника, его вернее можно уничтожить.
— Ваше приказание будет исполнено, — сказал капитан, — и Раху будет везде, где ваши враги, — прибавил он, подходя к Гастингсу и понижая голос до шепота. И удалился с глубоким поклоном баронессе.
Новые члены совета заняли помещение во флигеле дворца. Генерал Клэверинг рано откланялся, но Францис и Момзон долго сидели на веранде и оживленно разговаривали. Сад был окутан мраком ночи, и только ветер шелестел в душистых деревьях манго. Никто из них не видел, что какая-то тень скользила от дерева к дереву и прижалась наконец к веранде так тихо, что не слышно было даже дыхания. Раху приложил ухо к золоченой решетке и слышал каждое слово.
На следующее утро Гастингс созвал совет на заседание. Он появился, когда все собрались, и поклонился с гордым достоинством.
Для него было приготовлено кресло, а для остальных — простые стулья.
Гастингс дал краткий обзор выполненных им мероприятий со времени вступления в должность.
— Я сообщаю это почтенным советникам, так как считаю долгом ознакомить их с положением дела, дабы они впоследствии могли помогать мне драгоценными советами. Могу смело приписать себе заслугу, что за время моего управления оказал существенные услуги компании и нашей родине. Политическая жизнь набоба в Муршидабаде прекращена, Бенгалия стала английской провинцией, королевство Аудэ — нашим вассальным государством, зависимость его от Дели окончательно устранена. Доходы компании увеличились на четыреста пятьдесят тысяч фунтов стерлингов, расходы сокращаются ежегодно на сто тысяч фунтов.
