Ксения Габриэли - Анжелика и царица Московии
Вскоре Анжелика очутилась в одном экипаже с Софией и вновь проделала ухабистый путь по улицам Москвы. Царицу и ее спутницу беспрепятственно пропустили в помещение тюрьмы. Громко топая, София пошла по коридорам, Анжелика – за ней. Впереди, гремя ключами, шагал тюремщик. По приказанию царицы он отворил одну из камер. Сердце сильно забилось в груди Анжелики. Неужели она сейчас увидит своего сына?! Как и многие матери, Анжелика полагала себя виновной во всех несчастьях, постигших ее сына. Но когда дверь отворилась. Анжелика увидела всего лишь прихожую. Глаза невольно упирались в небольшую дверь. Царица величественно указала Анжелике на замочную скважину. Совершенно не думая об унижении, Анжелика опустилась на колени и припала глазом к указанной замочной скважине. Сначала она видела лишь сырую темную и, видимо, деревянную поверхность. Должно быть, это была стена. Затем что-то задвигалось. Анжелика поняла, что в камере ходит человек. Она внимательно вглядывалась одним глазом. Человек сел на скамью. Анжелика смутно различила его лицо. Да, это был ее сын Кантор! Она различила его худобу. Она смотрела, не отрываясь. За ее спиной раздался повелительный голос царицы:
– Встань!..
Анжелика поднялась с колен.
– Благодарю вас, Ваше Величество! – решительно произнесла она.
– Теперь идем к твоей дочери! – произнесла София.
И снова Анжелика быстро шла вслед за своей благодетельницей. На этот раз тюремщик довел их до одного из переходов и передал с рук на руки, что называется, другому тюремщику. Оба тюремных служителя истово кланялись царице.
– Ваше Величество, – тихо спросила Анжелика, глядя на широкую спину московитки, – разве заключенных женщин охраняют мужчины?
– Да, – отвечала царица, не оглядываясь, – таков наш обычай!
– Но ведь… – заметила Анжелика робко, – но ведь сторожа-мужчины могут обидеть женщину!..
Анжелика не видела царицу, но догадалась, что та усмехается.
– Мы, московиты, понимаем, – отвечала царица София, – мы понимаем, что женщина доброго поведения никогда не попадет в тюрьму!..
Анжелика более ни о чем не стала спрашивать, но подумала, что, в сущности, София права! К примеру, нельзя же назвать Онорину или саму Анжелику женщинами доброго поведения! Да и Наталия, и София – отнюдь не женщины доброго поведения!.. И Анжелика нисколько не будет удивлена, когда София, в свою очередь, окажется в тюрьме!..
Они вошли в другую прихожую. Царица велела отпереть дверь. Но за дверью некого не оказалось!
– Где же девка? – сурово спросила София.
– Да ведь приказали отпустить! – испуганно воскликнул тюремщик.
– Кто приказал? – царица грозно сдвинула брови.
– От вас… вы… – забормотал тюремщик и вдруг с громким криком бросился ничком перед царицей.
София приказала ему встать и призвать еще служителей, что и было исполнено. Царица тотчас учинила толковый допрос и судьба Онорины несколько прояснилась…
Это произошло, когда один из тюремщиков неверно понял слова царицы о том, что молодую иноземку возможно было бы отпустить. Он решил, что царица приказала отпустить ее. Девушка знала всего несколько слов на московитском наречии. Тюремщик отвел ее в свое жилище. Он дал ей верхнюю одежду, какую обычно носили зимой московитянки. Онорина выглядела растерянной. За время пребывания в заточении тюремщики не обижали ее. Идти ей было некуда, поэтому она покорно пошла с тюремщиком, державшим ее крепко за руку. Его жилище было даже и хорошим, то есть по московитским понятиям, но Онорине это жилище показалось необычайно грязным и душным. Светловолосые детишки кинулись было к отцу, но увидев незнакомую девицу, замерли в смущении и недоумении, жена тюремщика, женщина, одетая в московитское красное платье и весьма неприветливая на вид, оглядела пришедшую. Онорина показалась ей слишком привлекательной для совместного житья в одном доме с тюремщиком.
– Куда мне эту девку? – заворчала достойная супруга. – По-нашему ни словечка не говорит! Да и тебя, Иван, я хорошо знаю! Ты охоч до женщин!..
– Ну и дура! – любезно отвечал тюремщик жене. – Да она ведь была в полной моей власти! Да если бы я только захотел!..
– Откуда мне знать, чего ты хочешь, когда о бабах речь заходит! А только служба службой, а родной дом – родным домом! – мудро рассудила жена.
– Куда же мне ее? – отозвался покладистый муж. Но супруга уже накидывала на голову теплый ковровый платок.
– А не твоя эта забота, не твоя! – быстро говорила женщина. – А я сведу ее к Марье Кузьминой!
– Куда? – тюремщик хмыкнул. – Да у Марьи пьяницы собираются чуть не каждый вечер!..
– Вот ей даровая работница и сгодится! – решила жена и схватив Онорину за руку, потащила ее вон.
И уже совсем скоро Онорина очутилась в другом московитском жилище, куда беднее, нежели первое. На деревянных стенах девушка заметила тараканов и клопов, разделявших кров с хозяевами. Да и хозяйка одета была очень бедно, и дети ее, сын и дочь, востроглазая девочка, выглядели едва ли не оборванцами! При виде нежданной гостьи Марья развела руками и велела тотчас Анне подать квасу. Гостья сняла верхнюю одежду и опустилась на скамью, приготовившись к обычной женской болтовне. Онорина стояла рядом, потупившись. Жена тюремщика бойко рассказывала о своем муже, который притащил в дом девку из тюрьмы! Марья заметила, что Онорина еще молода и хороша собой. И тотчас Марья принялась горячо хвалить свою собеседницу за то, что не оставила в своем доме такую девку!..
Жена тюремщика говорила, что от этой девки возможна Марье польза. Марья понимала, что соседка, в сущности, предлагает ей пустить беззащитную девушку в оборот, то есть просто-напросто торговать красотой бывшей заточенницы. Но Марья старательно делала вид, будто никак не может понять, на что намекает соседка. Обе женщины не сказали ни слова о возможных причинах заточения этой девушки. Не говорил об этом с женой и тюремщик. Отнюдь не все в Москве решались рассуждать на подобные темы.
Когда жена тюремщика наконец ушла, Марья знаками велела Онорине снять верхнюю одежду. Онорина осталась в широком московитском платье, которое дали ей в тюрьме. Девочка Анна поманила ее к столу. Онорина послушно подошла. Перед началом скудного обеда хозяйка и ее дети перекрестились. Онорина сделала то же самое, старательно подражая их жестам. Подан был суп, сваренный из капустных листьев, чрезвычайно невкусный, как показалось Онорине. Но она чувствовала себя такою голодною, что готова была есть что угодно! А черный ржаной хлеб она ела даже и с удовольствием. После обеда Анна принялась мыть посуду в большой лоханке. Митрий, поговорив с матерью, пошел из дома. Хозяйка села на скамью у печи и стала шить. Онорина, на которую никто как будто не обращал внимания, предпочла действовать решительно. Она подошла к Марье и стала знаками указывать на иглу, нитки и полотно. Марья шила сорочку для Анны. Поняв знаки девушки, Марья отдала ей шитье, Онорина села рядом с ней на скамью. Анна, отерев мокрые руки о платье, подошла с любопытством поближе. Онорина спокойно положила полотно на колени, вдела новую нитку в толстую иглу и взялась шить столь искусно, что на лицах хозяйки и девочки выразилось необычайное восхищение. Онорина шила так, как ее научили в Сен-Сире. Искоса поглядывая на хозяйку, она поняла, что это отнюдь не злая женщина. И теперь Онорина была уверена, что заслужит ее полную благосклонность.
