Дора Моссанен - Куртизанка
Симона взглянула на красный бриллиант, лежащий на ладони. Нет, она не хотела заполучить этот драгоценный камень. Тот единственный, который был ей нужен, она носила в мочке уха.
— Я и не знала, что в природе встречаются такие большие красные бриллианты, — протянула она.
— Их добывают только в одном руднике в Южной Африке, — ответил он.
— Он принадлежит вам?
— О нет! Я всего лишь посредник со связями и огромными возможностями. Я приобретаю необработанные алмазы и занимаюсь их распространением. У меня своего рода нюх на тех, с кем можно иметь дело, и тех, кого следует избегать.
— Вы лично знакомы со всеми, с кем заключаете сделки?
— С большинством из них я на «ты».
— Вам не приходилось бывать на руднике месье Жан-Поля Дюбуа? — поинтересовалась она.
— Там не бывал никто, — последовал ответ. — Он сам организовал картель, замкнутый на одном-единственном человеке. Он продает камни на закрытых аукционах, и все его сделки осуществляются частным образом.
— А где он живет?
— Здесь! Там! Везде! В Египте. В Париже. По большей части в Намакваленде. — Он оборвал себя на полуслове, провел рукой по волосам и отряхнул кусочек стейка со своего галстука. — Это не должно беспокоить вас.
Она сомкнула пальцы на бриллианте.
— Благодарю вас. Это невероятный и восхитительный дар. После непродолжительного молчания она возобновила расспросы.
— Скажите мне, топ ami, есть ли у месье Жан-Поля Дюбуа какие-либо пороки, о которых вам известно?
— Его коллекция картин, — пробормотал месье Руж. — Он никогда не оставляет свои картины без присмотра, разве только для того, чтобы привезти очередную новинку. Бедняга… его совершенно не интересуют женщины.
При этих словах Симона встала со стула. Она повернулась к нему спиной, выражая таким образом свое отношение к мужчине, который отныне был ей неинтересен. Она застегнула верхние крючки корсета.
Глава тридцать седьмая
Симона смотрела из-за плеча бабушки на галерею, сооружение которой близилось к завершению. Интересно, чем вызвано стремление бабули тратить семейное состояние на очередное строительство — чрезмерным потреблением абсента или происками ее призраков? В этой галерее предполагалось повесить портреты выдающихся мужей в элегантных фраках в полный рост, которые войдут в историю с гордым осознанием того, что они презентовали своей гранд-даме самые дорогие ювелирные украшения.
Мадам Габриэль запрокинула голову и влила в себя остатки абсента, испытывая удовольствие от обжигающей жидкости, прокатившейся по пищеводу в желудок. Ее горячее дыхание вынудило призраков испуганно выпорхнуть из тюлевых, газовых и шифоновых складок ее одеяния. Раньше они появлялись только на поросшем клевером холме, да еще изредка навещали будуар, чтобы подразнить ее особенно неистовых любовников. Но в последнее время, подобно нечистой совести, они таскались за ней повсюду, восседая у нее на коленях и хихикая во время официальных приемов, кружились туманным вихрем вокруг ее рук в опере и скользили по ее плечам во время обсуждения семейных дел.
Тем не менее в эти дни ее можно было назвать женщиной, которая вполне довольна собой и своей жизнью. Месье Руж, найдя наконец натуральную рыжеволосую шатенку, не мог нахвалиться сексуальной походкой Симоны, ее духами, вызывающими эйфорию, и эротическими талантами. К восторгу мадам Габриэль, толпы мужчин со всех концов Франции начали слетаться в шато Габриэль. Это были представители различных кругов общества, они занимали разные должности, отличались по характеру и наклонностям, но все они стремились завязать знакомство с рыжеволосой Симоной, которая сумела околдовать печально известного месье Ружа.
Нелегкая задача избавиться от этих мужчин была возложена на Альфонса, который теперь, когда Симона узнала о связывавших их родственных узах, заявил о себе как о ее дедушке. Игнорируя замечания мадам Габриэль, он с ледяным высокомерием избавился от поклонников Симоны, не оставив им даже надежды на свидание с ней в неопределенном будущем.
— Мадемуазель Симона не проявляет и никогда не будет проявлять к вам интерес, — говорил он с непроницаемым выражением лица, похожего на маску из гранита. Но к вящему его неудовольствию, мужчины разъезжались, горя желанием вернуться вновь, поскольку их интерес только подогревался равнодушием Симоны.
Мадам Габриэль, которую поведение Альфонса повергло в отчаяние, не могла поверить в свалившуюся на ее внучку удачу и внезапную славу. В одночасье она превратилась в самую загадочную женщину Парижа, внимания которой добивались многие представители сильного пола. Подобно тому как рассказы о знаменитых руках мадам Габриэль вошли в легенду, а об изысканных ножках Франсуазы говорил весь Париж, так и способность Симоны возбудить небезызвестного месье Ружа превратили ее в сенсацию. Мадам Габриэль отнюдь не пыталась опровергнуть ходившие по столице слухи; наоборот, она всячески способствовала их распространению. В успехе куртизанки мифы играли немаловажную роль. Они служили искрами для поддержания пламени ее славы.
Внезапно ее блаженное спокойствие было нарушено известием о том, что к хору ее призраков присоединился новичок.
Неужели это правда? Неужели ее учитель и возлюбленный, ее monstre sacre, ее кумир, умер во сне в зените славы? Это была невероятная трагедия, огромная потеря для всей Франции. Ее обожаемый Эмиль Золя умер от асфиксии — ип systeme de chauffage — отравившись угарным газом. Его усы щекотали ей мочку уха, когда он нашептывал ей о том, что пал от руки врагов, которые перекрыли дымоход, вследствие чего в его спальне скопился ядовитый дым.
Симона, у которой непостижимая привязанность ее бабушки к своим призракам вызывала недоумение и раздражение, почла за лучшее оставить ее в покое, особенно теперь, когда она погрузилась в пучину горя.
Мадам Габриэль потянулась за новой порцией абсента.
— Прошу прощения, дорогая. Я только что узнала, что мой любимый Эмиль Золя умер.
— Мне очень жаль, — ответила Симона. От такого известия ей тоже сделалось грустно. — Ты хочешь, чтобы я оставила тебя одну?
— Нет, пока ты не расскажешь мне, чего хочешь. Но сначала позволь поздравить тебя — ты получила приглашение побывать у месье Ружа дома.
— Grand-mere, а как же иначе? Это был единственный шанс — сделать мне предложение, достойное истинной леди, потому как я ему не любовница и не проститутка.
— Проститутка! Ах, quelle horreur![42] Кто научил рассуждать тебя совершенно по-мужски? Проститутка! Исключи это презренное слово из своего лексикона. Подобный способ мышления лишний раз доказывает, что устаревшая мужская логика все еще живет и здравствует. Не стоит с презрением относиться к любовнице или, если на то пошло, к проститутке; это твои слова, cherie, не мои.
