Лора Бекитт - Запретный рай
— Детям всегда лучше с матерью, — возразила Мери.
Женщины заспорили, тогда как Эмили лежала оцепеневшая и недвижимая. Она думала о том мире, в котором любила и страдала и который отвернулся от нее. На смену живому страданию пришел животный ужас, на смену любви — крушение всех надежд.
На следующий день к ней снова пришли, но Эмили не хотела выходить. Близких людей у нее не осталось, а других она не знала и не хотела знать.
Однако услышав, что некая мисс Хамфри пришла по поводу ее детей, она встрепенулась, поднялась с нар и оправила мятое платье. За недолгое время надежда загоралась и гасла в ней столько раз, что она не знала, что и думать.
Мисс Хамфри оказалась худощавой дамой средних лет с усталым, умным лицом, в котором было гораздо больше понимания и сочувствия, чем в лице Элизабет Хорвуд.
Поздоровавшись, она произнесла без обиняков:
— Мисс Марен, я пришла сказать, что ваши дети в безопасности: сестры нашего приюта забрали их у женщины, чей адрес вы назвали на суде. Однако поскольку вам предстоит долгая ссылка, мне надо поговорить с вами о некоторых вещах.
Тяжело опустившись на предложенный стул, Эмили сложила руки на коленях.
— Я вас слушаю.
— Прежде всего я хочу спросить: у вас есть какие-то просьбы относительно ваших детей?
Эмили молчала, и это молчание отдавало прощанием со всем, что ей некогда было дорого. Наконец она промолвила:
— Да. Прошу вас, не разлучайте их. Они двойняшки, они были вместе в моей утробе и дальше должны идти рядом по жизни.
— Мы постараемся. Скажите, у вас есть родственники в Лондоне?
— Нет, никого.
— А во Франции?
— Тоже.
— Мисс Марен, — сказала мисс Хамфри, глядя ей в глаза, — если представится такая возможность, вы согласны, чтобы ваших детей усыновили?
Эмили вновь умолкла. Она думала о том, для чего существует жизнь. Чтобы исправлять ошибки, извлекать из них уроки, шаг за шагом подниматься к вершинам. Почему же тогда ей раз за разом приходится погружаться в пучину без света и дна?!
Молодая женщина никогда не думала о том, что любовь может стать бременем и несчастьем. Эмили понимала, что если она хочет выжить и не повредиться рассудком, то больше не должна позволять себе переживать мгновения утраченного счастья. Отныне она — это мертвая оболочка, когда-то давшая кому-то жизнь.
— Как бы вы поступили на моем месте? — спросила она миссис Хамфри.
— Как это ни тяжко, дала бы согласие. Пятнадцать лет — немалый срок, а условия содержания даже в самых хороших приютах оставляют желать лучшего. Кстати, могу вас обрадовать: некое лицо, не пожелавшее назвать себя, пожертвовало на содержание ваших детей некоторую сумму денег. Им будет обеспечен надлежащий уход, во всяком случае, первое время. Вы не знаете, кто бы это мог быть?
— Нет, и не хочу знать. То, что со мной произошло, не искупить никакими пожертвованиями, — жестко произнесла Эмили. Потом сказала: — Мои дети… не совсем обычны. В них течет полинезийская кровь. Разве кто-то захочет их усыновить?
— Бывают разные случаи. Они здоровы, они прелестны — это главное.
Эмили произнесла страшную фразу:
— Я должна забыть о них?
— Вы должны надеяться и верить, — мягко проговорила миссис Хамфри.
Казалось, прошла целая вечность, пока Эмили наконец решилась промолвить:
— Хорошо. Я согласна.
— Тогда подпишите бумаги. И обязательно подайте прошение королеве.
— Зачем? Какой в этом смысл?
— Это же ваша жизнь!
— Мне кажется, — сказала Эмили, — существуют жизни, которые не стоит и проживать.
Невероятная зелень берегов Нуку-Хива ослепляла издалека. Многоцветье полинезийской природы было столь великолепным, что иногда от него уставали глаза. Белые облака на лазурном небе походили на кудрявых овечек, парящие над заливом птицы казались подвешенными на невидимых ниточках.
Однако Морис Тайль сошел на берег в тревожном настроении: его волновала судьба Моаны. Они простились не то чтобы плохо, а вовсе никак. Он попытался поговорить с девушкой через дверь сарая, но она не откликнулась. В конце концов, в нем с новой силой взыграли обида и ревность, и он без сожаления покинул Нуку-Хива.
В целом капитан был доволен поездкой на Хива-Оа. На поясе Тайля висел мешочек с несколькими крупными жемчужинами. Также при нем было еще кое-что, о чем он пока не намеревался распространяться.
Доложившись, он прошел в кабинет начальника гарнизона и сообщил о результатах поездки.
При виде высыпанного на стол жемчуга глаза Менкье загорелись от жадности, и он тут же спросил:
— Это все?
— Да, — твердо ответил Тайль. — Жемчуг передан мне советом племени. Если у Атеа и был какой-то клад, принадлежащим лично ему, то они ничего об этом не знают.
— Хорошо, — Менкье сгреб жемчуг, — вы неплохо поработали.
Капитан кивнул.
— Вы свободны, — добавил начальник гарнизона, видя, что подчиненный не собирается уходить. — Вам положен отдых. Или, если хотите, можете вернуться на ваш остров.
— Я бы хотел узнать: вы поймали Атеа?
Сперва Менкье нахмурился, а после притворно зевнул.
— Нет. Он как в воду канул. Впрочем, я решил не тратить на него время. Надеюсь, мы больше о нем не услышим. Я уже подал рапорт о смерти Буавена: причина — несчастный случай.
— А Моана? — голос Тайля дрогнул.
— Ваша девушка? — деланно рассмеявшись, начальник гарнизона развел руками. — Что мне с ней делать? Я ее отпустил. Кажется, она у отца Гюильмара. Кстати, на мой взгляд, вы уделяли ей слишком много внимания и времени. Относились, как к королеве, хотя это всего лишь дикарка!
Морис хотел ответить резко, но сдержался перед начальником. Возможно, Менкье был прав.
Капитан вспомнил Моану, короткую, безмолвную, яростную борьбу их взглядов, возбуждавшую в нем неистовый пыл, и ее внезапную сердечную холодность. Наверное, он был глупцом, если искал aloha там, где возможно только here.
Чувствуя, как что-то грызет его душу, капитан направился к священнику. Тот принял его радушно и вместе с тем… слегка настороженно.
— Зачем… вы пришли?
Тайль удивился.
— Я пришел за Моаной. Начальник гарнизона сказал, что она у вас.
Отец Гюильмар вздохнул. Облегченно или тяжко — это было трудно понять.
— Совсем недавно Сесилия сказала, что она спит. Не хотите ли выпить чаю?
— С удовольствием.
Морис присел за стол. Священник разлил свежезаваренный чай, а служанка подала пирог со сладким картофелем, который только-только начали выращивать на Нуку-Хива.
— Как прошла поездка?
