Сьюзен Джонсон - Запретный плод
— Я просто хочу знать то, что мне положено знать. Я не ребенок и, надеюсь, не твое очередное мимолетное приключение, — спокойно сказала Дейзи.
— Тебе незачем об этом думать, поверь мне. Монтеньи глупы, — резко добавил он.
— О чем это ты?
Он колебался некоторое время.
— О моих детях, — мягко сказал он, — и о других вещах.
— Могу ли я чемнибудь помочь? — Несмотря на нежный, заботливый тон, он был явно расстроен.
— В жизни мне приходилось справляться с очень неприятными вещами. Школа адвокатов — это хорошая закалка. — Она усмехнулась. — Я умею быть очень жесткой.
Улыбка тут же смягчила черты его лица, изменив штормовую зелень глаз на более спокойный оттенок.
— Я люблю тебя, дорогая, за твою чуткость и ум, — он вскинул брови, — ну и еще за некоторые достоинства — шутливо добавил он. — Но и ум, и чуткость, и здравый смысл совершенно бесполезны, когда имеешь дело с Монтеньи. Они слишком толстокожи. Ну а теперь можем ли мы с тобой обсудить чтонибудь более приятное, к примеру, невообразимый цвет твоих губ, или маршрут нашего медового месяца, или имя нашего первенца?
Поддразнивая ее, он явно не желал обсуждать Монтеньи, и поэтому, любя его, она сказала:
— Вы выиграли, монсеньор де Век… на этот раз, — она улыбнулась, — но только потому, что слушаться вас очень приятно.
Он громко рассмеялся над ее шутливой капитуляцией. Откинувшись назад на обитое материей сидение, он задумчиво разглядывал ее, улыбаясь зелеными глазами.
— Ты ожидаешь какогото одолжения взамен на то, что слушаешь меня? — протяжно спросил он.
— Не знаю, что и придумать. Нет ничего, с чем ты не смог бы справиться, в этом я уверена, — глаза ее соблазнительно блестели.
Бросив взгляд на часы в карете, герцог понял, что сейчас перед ним возникла проблема, с которой он не знал, как справиться. С любой другой женщиной остановка возле ювелирного магазина эту проблему решила бы. Но не с Дейзи. Подумав, он решил действовать прямо.
— Ты не будешь возражать, если сегодня днем я поеду играть в поло?
Дейзи была одета в шелковое платье оливкового оттенка, ее волосы были свободно связаны сзади вышитой жемчугом золотой тесьмой. В интерьере кареты она выглядела, как одалиска. Приняв такую же ленивую свободную позу, как и он, она спросила:
— Ты имеешь в виду ту же игру, что и я? Не так ли? — Ее улыбка почти заставила его передумать.
Если она будет возражать, думал он, он изменит свои планы, в конце концов будут и другие матчи. Но его товарищи по команде расстроятся, они пока удерживают первое место в клубном чемпионате.
— Хорошо, я думаю, Валентин найдет мне замену.
— У тебя вторая позиция в игре, не так ли?
— Обычно да.
— И тебя трудно заменить третьим или последующим игроком?
— Теоретически да… Но день, проведенный с тобой в постели, привлекает меня больше, — подытожил он.
Она подумала о его просьбе, о том, что сама она последнее время проводит время в праздности, и поняла его обязательства перед командой, так как ее отец и братья тоже очень серьезно относились к игре в поло.
— Иди, — сказала она. — Я собираюсь подремать у Аделаиды.
Он был откровенно рад, словно маленький мальчик, которому позволили поиграть на улице, подумала она, довольная тем, что смогла сделать ему приятное.
— Ты уверена?
Его нерешительность была очаровательна, и она почти сказала: «Нет, я передумала», потому что ей отчаянно хотелось его. И ей потребовалось время, для того чтобы обуздать свои эгоистические чувственные желания. В конце концов она может заняться с ним любовью и ночью.
Она сказала:
— Уверена, я очень устала.
На самом деле его идея принять участие в матче была вне ее понимания. Они ночи напролет занимались любовью. Как у него хватает сил?
— Ты ангел, — он наклонился и легко поцеловал ее в щеку.
— Откуда ты черпаешь энергию? — мысль о полуденном сне все больше овладевала ею.
Герцог не стал ей говорить, что бессонные ночи были ему не в новинку, это могло вызвать недовольство, вместо этого он сказал:
— Тот кофе, который подает мой камердинер утром, может кого угодно удержать на ногах в течение нескольких дней. Кстати, ты его так и не попробовала. — Он мягко улыбнулся.
Дейзи однажды сделала глоток этого кофе. Он вполне мог оживить и мертвеца. Она предпочла чай. Ему же она ответила:
— Если хочешь, можно отменить встречу вечером. Ты будешь совершенно без сил.
— Нет, все будет в порядке. Я заеду за тобой в девять.
Аделаида выглядывала из окна во внутреннем дворе с самого утра, как только поднялась в этот день. Она готова была оказать Дейзи поддержку и окружить вниманием после омерзительного поведения Изабель в опере.
Она уже была в курсе раннего утреннего визита Монтеньи к герцогу, эта новость уже облетела парижских аристократов за утренним кофе, и это только усилило ее беспокойство.
Когда карета герцога вкатилась во внутренний двор, Аделаида помчалась с неподобающей поспешностью ко входу в зал и, запыхавшись, приветствовала Дейзи, когда та вошла.
— Хочешь чаю? — спросила Аделаида. — Может, поздний завтрак? — добавила она, взглянув на часы в холле. — У тебя все в порядке? Извини, но ты спала? Может, ты устала?
— Я утомлена, — ответила Дейзи со слабой улыбкой. — Но не слишком, — быстро проговорила она, заметив огорчение на лице своей гостеприимной хозяйки. — А чай — это замечательно, — вежливо добавила она, отложив на время свой сон.
— Я сожалею о сцене в опере, — сразу начала Аделаида, после того как они уселись за чайным столом в маленькой гостиной.
Интересно, как Аделаиде удалось иметь горячий чай наготове, не зная, когда она приедет, удивлялась про себя Дейзи.
— Ты, наверное, раздражена, рассержена и готова послать каждого Монтеньи к дьяволу?
Дейзи сидела на стуле возле окна с видом на сад, солнечные лучи позади нее бросали тень на ее лицо и скрывали гримасу, вызванную откровенной оценкой Аделаиды.
— Я предпочла бы поменьше публичных баталий, — ответила она, небрежно пожав плечами; сталкиваться с ханжеством ей было не впервой. — Поскольку сердиться бесполезно, я давно научилась игнорировать такие сцены, как в опере.
— Несмотря на твое милосердие, я считаю, что поступок Изабель мерзок, — прошептала Аделаида. — Он типичен для ее обычного поведения. Всегда находятся такие люди, за которых нужно приносить извинения… Они неисправимы. Фракция, к которой принадлежат Монтеньи, наиболее одержимая из монархистов, наиболее консервативная и, я боюсь, наиболее реакционная.
— Меня удивляет, как Этьен может состоять в родстве с ними, его жена удивительно неприятная женщина. Он так отличается от всего этого семейства.