Кейси Майклз - Проказница
Все выглядело чрезвычайно загадочно. Но, по мнению Калли, это пошло ей на пользу, потому что заняло ее внимание. В результате она лишь пару раз взглянула на восседавшего во главе стола Саймона. Ел он плохо, пил только воду и говорил мало. Судя по растерянному и несчастному виду, минувшие два дня прошли у него не лучше, чем у нее.
Калли поняла, что ее почему-то очень заботит его самочувствие.
— Его сиятельство, кажется, нездоров, не правда ли? — спросила она, когда виконтесса передала ей чашку с чаем. — Почти совсем не прикоснулся к форели, а кардинальская подливка была восхитительна. И вообще весь обед вел себя очень тихо. Хотя отказ от диктаторства можно только приветствовать, но когда перемена настольно заметна, это приводит в замешательство. Может, виконту принять что-нибудь тонизирующее?
— Ха! — фыркнула виконтесса, прикасаясь к своим ярко-желтым волосам. Мадам Иоланда подобрала ей очаровательный мягкий каштановый цвет, более подходящий для леди ее возраста, но ее светлость в последний момент отвергла предложение парикмахерши. — Не тонизирующее. Мальчику нужно дать как следует по темечку, чтобы не окунался в бутылку. Это еще никого до добра не доводило. Мужчин нужно учить доходчиво. Я так и сказала однажды его отцу, когда раскрыла историю с танцовщицей, которой он дарил букетики. Была одна такая маленькая нахалка из «Ковент-Гарден», с двумя торчащими передними зубами. Они выглядывали у нее, даже если она держала рот закрытым. Честно говоря, я никогда не понимала, что в ней привлекательного. Но вы запомните, милая, дать в ухо мужчине — верный способ обратить на себя его внимание. Лестер, не будете ли вы так добры открыть окно? Здесь совсем нечем дышать. — Виконтесса со щелчком развернула веер и принялась обмахивать себя ниже подбородка. — Разумеется, история с маленькой танцовщицей произошла до того, как я дала моему дорогому мужу хорошую оплеуху. Мы поженились через две недели. Но после этого он до конца жизни больше ни на кого не взглянул, царство ему небесное, — закончила она, подмигивая Калли с явным намеком. Понятное дело, Имоджин в очередной раз принялась за сватовство.
Положение спас Лестер — да воздастся ему!
— Торчащие зубы при закрытом рте? — сказал он с неподдельным интересом. — Миледи, как это возможно? Вы имеете в виду, наподобие клыков? Калли, у кого есть клыки? У львов? Тигров? О Боже, это змеи! Калли, ее светлость опять смеется! Ведь это шутка, не правда ли?
Виконтесса театрально закатила глаза и, переглянувшись с девушкой, любовно посмотрела на Лестера. Она протянула руку к своему огромному бюсту, извлекла из-под лифа носовой платок с кружевом и начала легонько прижимать к вискам. Ее благоволение к Лестеру было столь же очевидно, сколь и понятно. Их объединяло родство душ, по крайней мере в отношении гастрономических пристрастий. Она даже подарила ему еще один новый костюм, в благодарность за Скарлет.
— Лестер, дорогой, не ломайте себе голову, — ласково посоветовала ему Имоджин, продолжая обмахивать свое пылающее лицо. — От таких глубоких мыслей один только вред. Подумайте лучше о нашей предстоящей битве с моим соседом. Вы ведь видели, что я выигрывала три вечера подряд. Теперь ваша очередь попытать удачу. Либо это, либо время выбирать новую игру. Я так люблю карты!
Упоминание о картах заставило Калли вспомнить о Ноэле Кинси, все еще отсутствующем прохвосте, и ее планах, исполнение которых откладывалось слишком долго.
— Имоджин, мистер Пинэйбл возвращается завтра? — спросила она, памятуя о приближении бала и еще не разученном вальсе. Правда, все равно ей не придется танцевать, пока она не получит разрешение патронессы. Но время пролетит быстро. Сегодня днем пришла бумага из «Олмэкса». Несмотря на трудности, виконтесса каким-то образом добилась своего и не скрывала ликования. Она не умолкала целый час и едва не задохнулась от восторга.
Да и как она могла дышать, если продолжала носить свои корсеты и без конца ела? Калли кусала нижнюю губу, глядя на виконтессу, сидевшую очень прямо в своем кресле, так как согнуться ей не позволял зашитый в корсет китовый ус. К тому же Кэтлин слишком туго затянула шнурки.
Виконтесса на секунду задержала сливовое пирожное на полпути от губ и уставилась на него с таким видом, будто оттуда выползали черви. Она вдруг сильно побледнела. Теперь ее румяна резко выделялись на пепельно-серых щеках, а на коже лба и вдоль верхней губы начала проступать легкая испарина.
— Имоджин, что с вами? — встревожилась Калли, вполне уверенная в фатальной неизбежности происходящего. Она сделала знак Лестеру, чтобы он приблизился к дивану и сел рядом с пожилой леди. Вероятно, это было ее второе пирожное. Видит Бог, после того количества пищи, которое они только что поглотили, нормальному человеку больше уже ничего не требовалось. — Как вы себя чувствуете?
— Теплее и теплее, — пропела виконтесса, подмигивая и улыбаясь. — И все прекрасные цвета… — Она не договорила и с гаснущей улыбкой на лице закатила глаза.
Калли тотчас выскочила из своего кресла.
— Лестер, держи ее! — скомандовала она и, подобрав юбки, выбежала в коридор. В эти минуты Саймон вместе с друзьями как раз поднимался к матери. — Саймон… Имоджин плохо! — крикнула она и помчалась обратно. В гостиной она увидела Лестера, зажатого, как в тисках, между высокой боковиной дивана и потерявшей сознание леди.
— Расшнуруйте ее корсеты, — приказал виконт, вбегая в комнату. Он понял все с одного взгляда, но не желал сам устранять причину, коль скоро здесь присутствовала женщина, которая могла выполнить за него эту обыденную работу.
— При вас? — резко сказала Калли, сердито глядя на него. — Воображаю, как бы ей это понравилось! Саймон, ради Бога, освободите Лестера и уведите всех отсюда. И пусть кто-нибудь сходит за Кэтлин.
Дальше все развивалось очень быстро. Имоджин была переведена своим любящим сыном в сидячее положение. Арман с Бартоломью тем временем вызволили Лестера, задыхавшегося под внушительной тяжестью виконтессы, и они втроем покинули комнату. Или сбежали. Смотря на чей взгляд, подумала девушка. Саймон, присев на корточки, привалил к себе грузное тело матери, чтобы Калли могла подобраться к ее спине и расстегнуть пуговицы.
— Два обморока за два дня, — посетовал Саймон. — Вчера, я слышал, ей стало плохо у вас в комнате. — О Боже! — недовольно заворчал он, когда перо, украшавшее голову его матери, чуть не выкололо ему глаз. — Зачем ей эти дурацкие ухищрения…
— Мы оба знаем зачем! — прервала его Калли, распускавшая шнуры и тихо роптавшая, когда попадались неуступчивые узлы. Понимая, что ей никак нельзя выдавать Имоджин, она замялась. Не могла же она раскрывать довольно низменные причины ее приверженности к корсетам. Не объяснять же Саймону, что его мать жаждет делить ложе с мужчиной! Калли быстро нашла выход из положения, решив сказать лишь часть правды. — Имоджин не хочет быть вдовствующей виконтессой и стремится выглядеть молодой и очаровательной, чтобы заполучить себе мужа. Она полагала, что примирится со своим титулом, если вы женитесь на мне. Вы ведь знаете, что я ей нравлюсь. Она надеялась, что я не сошлю ее во вдовий домик, и поэтому оставила на время корсеты. Но сейчас они вернулись и, как видите, с возмездием. — Калли умолкла на секунду, сердито сверкнув глазами. — Саймон, вы не можете держать ее устойчивее? Я и так едва справляюсь с этими шнурками.
