Кэтрин Харт - Огонь желания (Ласковая дикарка)
– В следующий раз, когда они станут докучать и надоедать Кит, мне придется ее спустить на них, – предупредила она, – и тогда мало не покажется!
Джеффри прилагал сейчас вдвое больше усилий, чтобы разбить ее панцирь, но Таня упорно отказывалась признавать его и разговаривать по-английски. В конце недели они отправились в форт Лион, и Таня чувствовала облегчение. Возможно, теперь некоторую часть времени он будет заниматься своими обязанностями.
Больше всего Таню беспокоило отсутствие Пантеры. Но она понимала, что он не сможет атаковать форт, ведь у него осталось совсем мало воинов. Она набралась терпения и нашла утешение в своих сыновьях.
Путешествие в форт Лион оказалось почти таким же длинным, как и предыдущее. Прошло две недели, прежде чем на горизонте появились стены форта. Как только они достигли цели, Джеффри, не относившийся к седьмой кавалерии генерала Кастера, попросил его разрешения тотчас вернуться к своим обязанностям в Пуэбло.
Он мотивировал свое поспешное возвращение тем, что должен доставить Таню ее родителям к Рождеству, до которого оставалось всего четыре дня. Довольный, что отделывается от нее, Кастер с радостью согласился. Он приставил нескольких солдат сопровождать их, скорее стараясь обезопасить себя от очередного похищения женщины, чем проявляя беспокойство о них.
Поскольку родители Сьюллен оставили всякие надежды отыскать ее и уехали в Калифорнию, у нее не было необходимости спешить в Пуэбло. Она решила провести Рождество в форте, а потом не спеша отправиться в Пуэбло. Когда девушки распрощались, ни одна из них не испытывала сожаления от расставания.
Как только были восполнены запасы, они снова отправились в путь. Таня наслаждалась тем, что стерла с физиономии Кастера самодовольное выражение, уезжая от него с лукавой победной улыбкой на лице. Он казался сбитым с толку и пытался расстроить ее намерения.
После трудной дороги верхом Таня будет встречать Рождество вместе со своими родителями. Она начала тревожиться по этому поводу. Часть ее с радостью предвкушала воссоединение с семьей, другая же часть страшилась этого. После двух с половиной лет не покажутся ли они ей незнакомыми людьми? Изменились ли они? Таня не сомневалась, что сама очень сильно изменилась.
Как они воспримут Охотника и Стрельца? Таня знала, если они не примут ее сыновей, она не захочет оставаться с ними ни часа и будет одна до тех пор, пока не придет Пантера.
Все последние годы Таня часто скучала по дому и хотела увидеться с родителями. Она даже скучала по Джулии, ей не хватало их обычных перепалок. Интересно, что они ждут от нее? Будут ли они, как и Джеффри, болезненно допытываться о ее жизни в племени чейинцев? Станут ли они изливать на нее свою жалость и душить ее своей любовью? Смогут ли они принять ее такой, какая она есть, или они надеются, что она сразу же вернется к своей прежней жизни, как будто и не уходила на два с половиной года? Будут ли чувствовать смущение? А самое главное, смогут ли понять, что она по-прежнему их любит, но ее жизнь теперь связана с Пантерой, и если ей придется выбирать, она, не колеблясь, вернется к нему?
Таня то и дело прокручивала в себе эти мысли. Прошли годы с тех пор, как она жила в доме, сидела за столом или в кресле, ела вилкой и носила одежду из ткани. Сейчас все это казалось ей странным и незнакомым. Джеффри впадал в истерику, видя, как Таня ест руками.
– Ради Бога, Таня! – взывал он к ней, – возьми вилку! Ты поступаешь как они, ты одеваешься как они, ты отказываешься говорить по-английски и говоришь только на их языке! Ты просто упрямишься!
Мелисса с радостью вернулась к привычке есть вилкой и с нетерпением ждала, когда ей удастся сбросить свои шкуры и надеть платье. Сейчас она прокомментировала:
– Таня, ты перестанешь волновать беднягу? У него начинается нервный тик, а это может взбесить меня.
Но Таня так вошла во вкус своих чейинских привычек, что теперь сомневалась, сможет ли снова вернуться к прежней жизни. А будет ли она вообще пытаться это делать? Если у нее осталось право выбора, то скоро она снова уедет. Ей больше по душе были одежды из шкур, и она не желала опять влезать в тесные корсеты, даже под угрозой смерти! Ее мокасины были такими удобными, что она съеживалась при мысли, что должна будет втискивать ноги в тесные туфли. Теперь ни она, ни ее родители ничего не смогут сделать с ее остриженными волосами. Мелисса подравняла их, и они обрамляли ее лицо, завиваясь вокруг головы, едва касаясь ушей и затылка. Издалека их можно было принять за мягкую, рыжеватую шапку.
Хотя ее рот наполнялся слюной при мысли о блюдах, которые готовила ее мать, вилка сейчас казалась для нее таким же странным предметом, как и отбивная котлета. Интересно, что она будет чувствовать, когда сядет в кресло и будет спать на мягкой кровати, а не на земле? Кровать покажется ей слишком высокой, а без Пантеры, разумеется, она будет пустой.
Ее тоска по Пантере превратилась в непрекращающуюся боль. Она томилась оттого, что не может обнять его, прикоснуться к нему, услышать его глубокий, мелодичный голос. Ее тело жаждало его прикосновений, она хотела ощущать на себе тяжесть его тела, чувствовать, как его ласкающие руки пробуждают в ней страсть, а его глаза пылают любовью.
Где он теперь? Как скоро он придет за ней? Сколько времени ему понадобится, чтобы найти ее?
Таня и Мелисса обсуждали вопрос, что будет с Мелиссой, когда они приедут в город. Мелисса и поначалу не испытывала особой радости от того, что едет в Калифорнию. Она никогда раньше не встречалась со своим дальним братом и теперь гадала, что ее ждет по приезде. После того как она провела два с половиной года среди индейцев, Мелисса стала еще больше сомневаться в хорошем отношении к себе. Она боялась, что к ней будут относиться как к испорченной, и, вероятно, обращаться с ней так же плохо, как и чейинцы. Чувствовать себя изгоем в обществе было так же невыносимо, как и бедным родственником.
Таня предложила ей свой дом. Они вместе прошли через все испытания, и теперь Таня нуждалась в Мелиссе так же сильно, как и та в ней. Что бы ни случилось, вместе они смогут выдержать. Мелисса предположила, что, скорей всего, родители Тани, или ее тетя, или дядя, в доме которых они собирались остановиться, будут против, но Таня твердо стояла на своем.
– Они примут тебя, Мелисса, и полюбят, – пообещала Таня. – Вряд ли кто-нибудь из них осмелится указать тебе на дверь. Мой дом всегда будет твоим домом, где бы я ни была. Это я тебе обещаю.
На полпути к месту назначения они миновали тот участок, где расположился на ночлег обоз в ту ночь, когда девушки исчезли. Не обращая внимания на то, что могут о ней подумать другие, Таня направила Пшеницу вниз к реке. Она остановилась точно в том месте, где они тогда купались.
