Анастасия Логинова - Усадьба

Глава XL

Настенные часы показывали уже десять минут четвертого, когда мы с Андреем договаривали. Платон Алексеевич не терпел отсутствие пунктуальности, мне нужно было скорее идти.

— Вы осуждаете меня? – торопливо спросил вдруг Андрей, когда я уже поднялась, чтобы выйти. Наверное, он понял мой ответ и без слов, потому что отвел взгляд и продолжил: - она не должна была умереть. Не должна была. Вы ведь знаете, кто ее убил? Скажите мне, если знаете!

— Ищете виноватого? – спросила я немного раздраженно. – Так знайте, что вы сами же ее и убили. Пусть не вы затянули на ее шее петлю, но убили ее вы.

Я хотела добавить еще, что, не будь того поддельного завещания, Лизавета была бы жива – но сдержалась. Все же это было бы слишком жестоко. Кроме того, взгляд Андрея был сейчас очень решительным и недобрым – нельзя было называть ему имя убийцы. Потому я просто поскорее вышла.

Мне нужно было теперь разыскать Дашу – но долго искать и не пришлось. Она начищала настенный подсвечник у самой двери в библиотеку, усердно делая вид, что страшно занята работой, а вовсе не подслушивает. Надо сказать, что с момента объявления ее невестой Василия Максимовича никто в доме уже не смел обращаться к девушке как к горничной – она не занималась уборкой отныне, а лишь прогуливалась по дому и парку в собственноручно сшитых господских платьях. Платья были модных фасонов, дорогих материй, хотя могли бы быть чуть более аккуратно сшитыми и в чуть менее аляповатых расцветках. Так что сейчас Даша, чистящая подсвечник в вычурном платье с обилием рюша и искусственного жемчуга смотрелась особенно нелепо.

— Даша, оставьте это, прошу, - улыбнулась я, мягко вынимая из ее рук тряпку и беря под локоть, чтобы увести в гостиную.

— Что вы, Лидия Гавриловна, у меня еще дел полно! - та попыталась сопротивляться, не желая входить в комнату, где, как уже она наверняка знала, ждут полицейские.

— Это ненадолго, - я раскрыла дверь, не давая уже ей возможность уйти, - прошу…

Замешкавшись на пороге, Даша все же вошла.

Платон Алексеевич действительно был уже в гостиной и без выражения глядел на меня из-под бровей. Чуть дальше стоял насупившийся Севастьянов, очевидно недовольный, что главенство больше не принадлежит ему, и Кошкин, как всегда настороженный.

— Прошу прощения, господа, что заставила ждать, - легко поклонившись, я прошла и села в одно из кресел.

— Не понимаю… у вас появились какие-то новые сведения для следствия? – раздраженно спросил Севастьянов, тоже присаживаясь.

— Можно сказать и так, - а потом я обернулась к Даше, - как Митенька? Здоров ли?

— Вполне, Лидия Гавриловна… - с заминкой ответила та, не понимая, наверное, к чему я интересуюсь.

— Я рада, что та ночь, когда его кроватку вы неосмотрительно передвинули к окну, прошла для малыша без вреда. Кстати, зачем вы ее передвинули? Ведь прежде она всегда стояла у стены? Там ей самое место, а из окна ужасно дует.

Даша испуганно взглянула сперва на меня, потом на Платона Алексеевича, хмуро нас слушающего, но пролепетала лишь что-то невразумительное.

— Очевидно, это было проделано лишь для того, чтобы я, качая люльку, села именно возле окна и просто не имела бы шанса не увидеть ваш спектакль.

— Вы, Лидия Гавриловна, хотите сказать, что увиденное вами той ночью было подстроено? – приподнял удивленно брови Платон Алексеевич. А потом перевел взгляд на Дашу: - это правда, Дарья Никитична?

Даша теперь вовсе молчала, только глаза ее начали испуганно бегать. Но потом все же губы ее задрожали, и она произнесла плаксиво:

— Я не виновата! Я не делала ничего – это он меня заставил! Это все он!..

— Кто? – в один голос спросили Севастьянов и Кошкин.

— Тот, у кого имелся самый очевидный мотив, - произнесла за Дашу я. — Вы знаете, господа, что иногда я… словом интересуюсь тем, чем интересоваться мне совсем не следует. И должна признать, что это сыграло со мной злую шутку. Меня вынудили смотреть, как некий мужчина уводит в парк женщину в белом плаще – в том самом, в котором я часто видела Эйвазову. Разумеется, я и мысли в тот раз не допустила, что это была не она, и на этом предположении – увы, ошибочном – была построена целая теория, что убийцей является ее спутник. Тех, кто имел на ту ночь неопровержимое алиби, следствие даже не подозревало всерьез.

И это алиби было как раз у человека, который более всех подходил на роль убийцы. У Василия Максимовича был веский мотив, была личная неприязнь к Лизавете Тихоновне, но его алиби делало ничтожным все. Зато, если допустить, что Эйвазова была убита не в ту ночь, когда решило следствие, а сутками раньше, когда Василий Максимович был в доме – все встает на свои места.

Когда я договорила, Даша уже откровенно рыдала, спрятав лицо в ладони, Севастьянов смотрел на меня пораженно, а Кошкин с недоверием. О чем думал Платон Алексеевич я, как обычно, понять не могла.

— Так это вы, Даша, изображали Елизавету Тихоновну в ту ночь? – спросил, наконец, Севастьянов. – А та, выходит, была уже мертва к этому времени?

Даша закивала, не прекращая плакать:

— Он меня заставил… я и плащ сшила такой же точно, как у Лизаветы Тихоновны, только под свой рост, и ссадину эту на щеке… румянами нарисовала. Я хотела сперва Наталью Максимовну к окошку позвать, а потом увидела вас, Лидия Гавриловна, в коридоре, и решила, что так даже лучше.

— Эйвазова была убита ранее, скорее всего, в предыдущую ночь. Она отправилась в избу одна и ночью, как часто делала это, а Василий Максимович пошел следом, - сказала я, когда Даша снова замолчала. – Вскрытия не проводили, так как причина смерти была очевидной, да и мнения доктора Берга никто не спрашивал. А он, меж тем, вполне допускает, что Эйвазова была убита раньше, чем мы думали.

— Я давно говорил, что помощь медиков в деле раскрытия убийств недооценена! - покачал головой Платон Алексеевич.

Сомневался, казалось, один Кошкин:

— А кто же тогда изображал мужчину рядом с вами? – спросил он Дашу. – Ведь был же мужчина? А Василий Максимович совершенно точно находился в это время в Пскове.

— Мужчину изображал цыган Григорий, - ответила я поняв, что ответа от Даши мы не дождемся. – Едва ли он понимал, с какой целью Даша просила его это сделать. Или он все знал?

Я испытующе смотрела на девушку, и та сдалась:

— Нет, не знал он ничего. Васи не было – он перед отъездом наказал только найти какого-нибудь мужчину и разыграть все это. А кого я могла найти, кроме Гришки?! Он давно ко мне подкатывал… сразу и согласился. Плащ я взяла из избы, трость – Васину и шляпу тоже его.

— Но потом, когда стало известно об убийстве, Григорий все понял, так? – спросила я. - Стал требовать денег за молчание, но поплатился за это жизнью.

— Доказательства есть? – мрачно спросил в повисшей тишине Платон Алексеевич. – И будете ли вы, Дарья Никитична, с нами сотрудничать? Вы ведь молодая мать, суд, возможно, это учтет.

Даша порывисто закивала:

— Буду, буду! Я все скажу! Я ведь не хотела, чтобы до убийства дошло – это он меня заставил! Я бы сама ни за что…

— И все же доказательства нужны, - прервал ее Платон Алексеевич. – Нож хотя бы. Куда Василий Максимович его дел?

— Не знаю…

— Нож он в колодец наверняка скинул, - отозвался Кошкин, - там, в Масловке, колодец стоит почти напротив дома Гришки. Не найдем.

— Чего уж не найдем? – возразил Севастьянов запальчиво, - у нас ребятки не хуже ваших, Платон Алексеич, питерских – слазить можно в колодец!

— Да там наверняка не один десяток таких ножей, - упорствовал Кошкин.

— Кто знает – может, повезет!

— Господа! Господа… - робко прервала я их спор. - Доказательства есть, уверяю вас. Вы можете сделать запрос на телеграф и получите дословный текст телеграммы, которую Дарья отправила Василию Максимовичу после того, как Григорий начал требовать у нее деньги. Ведь была такая телеграмма, Даша?

Та снова закивала, как будто только что вспомнив.

— И можно допросить кучера Никифора, который подтвердит, что в день приезда Василия Максимовича высадил его не в усадьбе, а в Масловке под предлогом, что тот хочет прогуляться пешком…

Вскоре следователи ушли, посчитав, что Васю нужно арестовать немедленно. Я же вместе с Дашей осталась в гостиной – нельзя было, чтобы она предупредила Василия Максимовича или вовсе сбежала. Даша не рыдала уже, но всхлипывала тихонько и то и дело надрывно вздыхала:

— Что будет?! Что теперь со мною будет… я ведь ни в чем не виновата, Лидия Гавриловна, вы скажите им!..

Она всячески настаивала, что смерти Лизавете не желала, и что вообще не знала ни о чем – мол, Вася заставил ее устроить спектакль, не сообщив даже, что барыня уже мертва. Потом вдруг сбивалась, путалась и пыталась доказать, что отговаривала Васю от убийства – то есть, фактически признала, что знала обо всем заранее. В общем, я не удивилась бы, узнав, что пока Эйвазов душил свою мачеху, девушка стояла рядом и наблюдала, а то и вовсе весь замысел принадлежал ей... Посему, мне было практически все равно, что станет с Дашей. Вот только ребенка ее жалко: как жить с осознанием, что твои родители – убийцы.