Вера Копейко - Золотой песок для любимого

Ему не надо было долго думать. Вот она, награда. Он видит, как зарделись Варины щеки, как набухли губы и слегка приоткрылись.

– Странствующий рыцарь. Город отдает тебе то, что ты хочешь! Бери!

Галактионов опустил лук на землю и направился к Варе.

– Могу ли я взять то, что мне обещано? – тихо спросил он.

– О да, – ответила она, словно средневековая дама, и закрыла глаза.

Ее губы дрожали. Он чувствовал их бархатистость, их тепло. Его собственные губы сомкнулись, а язык, кажется, помимо его воли, устремился в расселину между ними. Она охнула, а он почувствовал, как сердце зашлось. Господи, да она же не целованная никем и никогда! Чужие губы не прикасались к ее губам, разве что материнские и отцовские.

Но те прикосновения иные, беглые, нечувственные.

Наконец он отстранился от нее.

– Итак, рыцарь, ты получил награду, – объявил городской голова. – Но наш праздник не будет настоящим и подлинным, если ты, победитель турнира, не останешься в нем. Готов ли ты быть с нами и защищать наш город отважно, до победы?

– Готов, – ответил он.

– Но рыцарь не может быть без своей дамы сердца. Выбрал ли ты ее?

– Выбрал.

– Укажи нам.

Зрители зашумели, Галактионов слышал одобрение в этом гуле.

– Мы уже видели ее! – крикнул кто-то полудетским голосом.

– Тихо! Когда будешь отважным рыцарем, тогда получишь право говорить, – оборвал его городской голова.

– Ее рука в моей руке! – ответил новоявленный рыцарь.

Он взял Варину руку в свою, слегка сжал ее пальцы. А она… ответила! Галактионов почувствовал, что если бы сейчас от него потребовали стрелять из лука, он не поднял бы его – невероятная слабость от сладости лишила его сил.

– Одобряю, – коротко бросил в толпу городской голова.

Галактионов смотрел на Варю, он не видел больше никого – в том числе ее отца, который с необыкновенным интересом наблюдал за ними. Но если бы увидел, то прочитал бы в глазах отца размышление: а будь это не игра – хорошо ли это?

Зрители громко и радостно аплодировали.

– А теперь – кому чаю, кому водки. Выбирайте сами, – объявил помощник городского головы.

Кто бы мог подумать из собравшихся на праздник, что не один странствующий рыцарь устремился в их город. В то время как Михаил Александрович стрелял из лука в краснобокое некрупное яблоко из сада градоначальника, сквозь толпу протискивался невысокий худенький молодой человек. То ли студент, то ли гувернер не слишком богатого барина. Из-под бархатного берета смотрели серые глаза. Цепким взглядом они ощупывали толпу, чуткий наблюдатель заметил бы в них легкую досаду.

Для недовольства имелась причина – тот человек, который нужен приезжему, болтался где-то здесь. По описанию его нетрудно узнать, но как найти?

– Шрам на подбородке. Как будто его рассекли саблей… На самом деле – ножом в драке с другими ловцами фарта. – Наставница произносила эти слова с особенной интонацией, Лидия чувствовала – ей нравятся сами слова. Они для нее значат больше, чем смысл, в них заложенный. – Передашь ему письмо, я написала, что ты моя дочь. – Она хмыкнула. – Пускай помучается догадками – не он ли отец.

Лидия вскинула брови.

– И тебе спокойней. Не будет приставать. – Наставница захихикала. – Вообще-то как только скажешь ему слово – «золото», он про все забудет…

Лидия ехала в Барнаул так быстро, как только могла. Но… неужели опоздала? Она смотрела на Варю, к которой подошел победивший рыцарь. Где Волковысская? Неужели она уже доехала до своего Алексея?

Лидия хмуро повернулась, услышав громкий, надсадный кашель. Как будто бухали кузнечные мехи. Кашлял старик, но какой щегольский фуляровый платок у него на шее! Лидия присмотрелась – да вон он, шрам на подбородке.

Во рту похолодело, как будто она медленно сосала ледяную сосульку. Она таяла, но талая вода была такой же холодной.

Она шагнула к нему.

– Вам привет от…

Когда она назвала имя, мужчина дернулся, его глаза замерли на ее глазах.

– Как докажешь? – прокашлял он.

– Вот письмо. – Она подала ему конверт.

Старик взял, открыл. Лидия наблюдала за его лицом и удивлялась. Какой-то внутренний свет проникал из глубин, только что сотрясаемых кашлем. Он что же, на самом деле любил Наставницу?

– Поехали, – сказал он. – Говори куда.

Они отошли от толпы, Лидия рассказала, что она от него хочет.

– Значит, тебе нужен партионный начальник? Доставим. А награду забрать у ней? – переспросил он. – Заберем. Я словил еще не весь свой фарт.

Лидия усмехнулась. Вот откуда Наставница знает такие слова.

26

Шурочка изучила по книгам, что за горы перед ней, какие долины, какие реки питают все окрест. Вместе с Алешей, который всегда утверждал: Алтай – самое подходящее место для золота.

– Мои соученики устремляются на Дальний Восток, в Восточную Сибирь. Но пусть их. Я найду свое золото на Алтае, – говорил он перед отъездом сюда.

– Здесь? – тонкий пальчик Шурочки утыкался ногтем в точку на карте.

– Не порви, – предостерегал он. И словно по одной-единственной причине – оберечь карту от неприятностей – Алеша брал Шурочкину руку в свою, нежно отводил от листа бумаги, траченного временем.

Она помнит, как вся кровь бросалась в виски, давила и стучала тяжелым молотом. Странное дело, потом обдумывала она свое поведение. Что возбуждающего есть в том прикосновении?

Изучая биологию, Шурочка знала, что рука покрыта кожей, на ней есть рецепторы. Но у лягушки они тоже есть. Так почему она не краснеет, когда ее рука, к примеру, касается лягушачьей кожи? Шершавой и холодной? Потому что у нее особая, лягушачья кровь?

В общем, давно они с Алешей наметили место, где быть золоту. То, куда приехала она сейчас.

Алеша писал, что уже никто не верит в то, во что верит он. Но оно должно быть, настаивал он, именно здесь проходит жила самородного золота.

– Будет, – говорила Шурочка, складывая письмо и опуская его в шкатулку из черного дерева. Дядюшка привез ее из путешествия в Африку, еще ее матери. – Будет, – сама не заметив, однажды проговорила она вслух, мысленно перечитав письмо Алеши.

– Что будет? – спросила Варя, которая наблюдала за ней тогда.

– Дождь, – указала Шурочка на английское небо за окном.

Безоблачное, голубое, с летающими в выси птицами, в тот день оно было таким, словно никогда не знало мрачных туч.

– Шутишь, да? – Варя засмеялась.

– Если облака захотят, он будет.

Самой себе она сейчас показалась облачком, созревшим для небольшого, но золотого дождя. Вот он, самый мелкий, почти в виде пыли, у нее в поясе. Там же несколько листов сусального. А дождь покрупнее – в каблуках сапог. Но об этом не знает ни одна живая душа. Даже та, что рядом, на другой лошади. Тайна хранится только в одиночку.