Джорджетт Хейер - Смятение чувств

– Я не особенно сомневаюсь в том, что вы захотите! – воскликнула Лидия с завистью.

– И вы тоже, не так ли? – спросил Броу, который сидел подле нее. – Нельзя ли это устроить? На вашем месте я бы не поехал в Бат: скучнейшее место! Полным-полно чудаков и калек, балы заканчиваются в одиннадцать, весь день нечем заняться, кроме как пить воды и прогуливаться по бювету[15] , – вам такой образ жизни не понравится!

– Я знаю, что не понравится, – вздохнула Лидия. – Но я должна ехать из-за мамы. Это мой долг. Так что, конечно, я не рассчитываю, что мне это понравится.

Дженни, обладавшая тонким слухом, уловила какую-то часть этой беседы. Она ничего не сказала тогда, но чуть позже, когда дамы удалились, в гостиную и Вдовствующая наслаждалась приятной беседой с леди Оверсли, она отправилась туда, где на диване бок о бок сидели Лидия с Джулией, и внезапно сказала:

– Я думала над этим, и, по-моему, мне нужно попросить папу подыскать большое окно или, возможно, комнату с несколькими окнами, чтобы мы могли пригласить наших ближайших друзей разделить это с нами. Тебя это интересует, Джулия? А ты как считаешь, Лидия, ее светлость отпустит тебя к нам, чтобы ты могла увидеть процессию и все прочие зрелища?

– О, Дженни! – ахнула Лидия. – Если мама не позволит мне приехать, я;., я запрыгну в первую же почтовую карету и приеду без ее разрешения!

– Нет, так дело не пойдет, это будет ни на что не похоже! – сказала рассудительно Дженни. – Нет причин, по которым она не сможет тебя отпустить, потому что до этого еще несколько недель и у тебя хватит времени, чтобы устроить ее в новом доме. Я расскажу ей об этом деле сейчас, пока миледи Оверсли здесь и может похлопотать за тебя, что она непременно сделает.

Она в знак подтверждения собственных слов едва заметно кивнула и снова пересекла комнату. Наблюдая за ней, Лидия сказала:

– Знаешь, Джулия, нельзя не полюбить ее, как бы ты ни была настроена против! Я была уверена, что она окажется противной, потому что просто в бешенство пришла, когда узнала, что Адам сделал; но она не такая! Конечно же мне следовало знать, что она не может быть такой, ведь она твоя подруга!

– Я никогда ее по-настоящему не знала, – сказала Джулия приглушенным голосом. – О Господи, неужели этот вечер никогда не кончится?

С этими словами она встала и торопливо отошла на несколько шагов, прежде чем погрузиться в задумчивость.

Вдовствующая, видя, что она стоит у фортепьяно, сказала:

– Милая детка! Уж не собираешься ли ты немного помузицировать для нас? Какое наслаждение!

Джулия какое-то время пристально глядела на нее, как будто едва понимала, о чем речь, а потом, не отвечая, отбросила свой веер с ридикюлем и села за инструмент! Вдовствующая, сказав, как хорошо она помнит, до чего превосходными были выступления Джулии, возобновила свою беседу с леди Оверсли.

По сравнению с множеством девиц, которые включали игру на фортепьяно в число своих приобретенных нелегким трудом достоинств, выступление Джулии и вправду было превосходным. Она не всегда играла правильно, по обладала, помимо величайшей любви к музыке, подлинным талантом и чувством клавиатуры, в чем Дженни, которая редко брала фальшивую ноту, никогда не могла с ней соперничать.

Леди Оверсли сначала почувствовала облегчение. Она видела, как стремительно Джулия вскочила с дивана, и тут же ее охватили тревожные предчувствия. Но она знала: стоит Джулии сесть за фортепьяно, и она, возможно, забудет, кто она такая и где находится, и окунется в музыку; так что ей можно было ослабить свое неусыпное внимание и посвятить себя задаче убедить Вдовствующую отнестись благожелательно к затее Дженни развлечь Лидию.

Джулия все еще играла, когда в комнату вошли джентльмены. Она взглянула на них, но довольно равнодушно, и снова опустила глаза на клавиши, и не поднимала их, пока не взяла последний аккорд сонаты. Рокхилл, выйдя вперед, сказал:

– О, прекрасное исполнение! Браво! А теперь спойте!

Она посмотрела на него, чуть улыбаясь:

– Нет, как я могу? Вы знаете, что у меня совсем нет голоса!

– Маленький, прелестный голосок очаровательного тембра! Спойте для меня балладу!

Но она спела ее для Адама, встречаясь с ним глазами и не отводя их. Это была простенькая вещь, сентиментальный мотивчик, от которого все сходили с ума еще год назад. Она спела его негромко и довольно безыскусно, но в ее пении всегда была ностальгическая грусть, которая рвала струны сердца и побуждала людей вспоминать о прошлом и несбывшемся.

У Адама, которому она прежде пела песню много раз, она вызвала к жизни все запретные воспоминания. Он по-прежнему стоял, его кисти покоились на спинке кресла и, пока он слушал, не в силах оторвать взгляда от лица Джулии, сомкнулись на позолоченном дереве так крепко, что пальцы его побелели. Лидия заметила это, переведя взгляд выше, и увидела на его лице нескрываемое выражение, которое испугало ее. Она интуитивно посмотрела на Дженни. Дженни сидела очень прямо, как и всегда, сложив руки на коленях и потупив взгляд; но, пока Лидия на нее смотрела, ее веки приподнялись, и она устремила долгий взгляд на Адама. Потом снова потупилась, и ничто в ее взгляде не показывало, увидела ли она страдание в его глазах.

Лидии стало не по себе. Роскошная комната, казалось, заряжена чувствами, выходящими за рамки ее небогатого опыта. Едва осознавая это, она тем не менее улавливала напряжение. С ее языка запросто слетали такие выражения, как «разрушенная любовь» и «разбитые сердца»; ей не приходило в голову, что Адам, посмеивавшийся над ванной Дженни, подтрунивавший над Ламбертом Райдом, может быть несчастен, – до тех пор, пока она не увидела взгляда его глаз, наблюдавших за Джулией. Это был, ужасный взгляд, и ужасно, если Дженни его видела, даже если она вышла за него замуж ради продвижения по общественной лестнице.

Она украдкой обвела взглядом компанию. Никто не смотрел на Адама. Все, пожилые участники вечеринки наблюдали за Джулией; Дженни опустила глаза; Чарльз Оверсли, явно скучавший, не смотрел ни на что конкретно; а Броу, как обнаружила Лидия, смотрел на нее. Во взгляде его сквозила улыбка, она вызвала у нее ответную реакцию, и это подвигло его пересесть на пустовавшее рядом с ней место на диване, сказав шепотом:

– А вы музицируете, мисс Девериль? Она покачала головой:

– Нет!

– Хорошо! – сказал он. – Я тоже.

Его глаза из-под тяжелых век посмотрели на Адама и снова в сторону, как будто он вторгся в то, что ему не полагалось видеть.

Песня закончилась. Едва смолк хор одобрительных возгласов, как Лидия, вскакивая, сказала:

– Дженни, ты говорила, что мы могли бы сыграть каждый за себя! Позволь мне поискать фишки для «спекуляции» !