Карин Монк - Чужая вина
По просьбе Женевьевы отель прислал горничную помочь ей одеться. В одиночку она ни за что бы не справилась со всеми сложностями корсета и кринолина, а также с бесконечным рядом крошечных пуговиц и крючков на спине. Горничная — приятная разговорчивая девушка по имени Элис — предложила сделать ей прическу. Сначала Женевьева отказалась, думая, что достаточно просто собрать волосы сзади в узел при помощи шпилек. Но Элис настаивала, утверждая, что ей нечасто приходится иметь дело с такими красивыми и густыми волосами. Она попросила Женевьеву позволить ей попрактиковаться в новом стиле причесок, который Элис видела в парижском журнале мод, присланном подругой из Франции. Отвечать отказом на подобную просьбу граничило с нелюбезностью, поэтому Женевьева разрешила горничной попробовать укротить ее кораллово-золотистую гриву.
Когда Элис закончила, волосы Женевьевы были завиты в гирлянду локонов, собранных на затылке. Элис приколола над правым ухом миниатюрный букетик, подходящий по цвету к серым и кремовым тонам платья. Женевьева выразила опасение, что цветы будут чересчур бросаться в глаза, но Элис настаивала, что такое украшение идеально подойдет столь красивой и стройной женщине. На открытие выставки придет много леди со страусовыми перьями, лентами и даже драгоценностями в волосах, никто не сочтет цветы неуместными.
Темнота незаметно окутывала город. Женевьева зажгла масляные лампы и продолжала изучать себя в зеркале. Она не привыкла уделять так много сил и времени своей внешности. Прическа выглядела изумительно, платье, хотя и слишком простое для вернисажа в большом городе, казалось вполне приемлемым. Но больше всего Женевьеву интересовало ее лицо. На лбу и вокруг глаз виднелись мелкие морщинки. Когда же они там появились? Женевьева напомнила себе, что она уже не восемнадцатилетняя девушка с нежной кожей, а женщина двадцати шести лет, за плечами у которой множество тревожных, бессонных ночей. Конечно, в ее жизни было немало радостей: улыбки и забавные выходки детей, маленькие достижения, картины. Но вот лицо, увы, не помолодело. Было не слишком приятно видеть, как сильно она изменилась. Как-то не было времени смотреть на себя в зеркало. Прошло много лет, с тех пор как Женевьева не могла насмотреться на себя! Это было в другой жизни. Там, обручившись с Чарлзом, она чувствовала себя на седьмом небе, завоевав внимание такого блестящего и изысканного мужчины, как граф Линтон.
В дверь постучали. Женевьева встала, неловко поправила заблудившуюся прядь волос и пошла открывать.
В коридоре стоял Хейдон в элегантном черном смокинге и безукоризненно белой рубашке. Аккуратно завязанный галстук и устричного оттенка брюки в обтяжку довершали картину. Он молча уставился на Женевьеву, пожирая взглядом каждый дюйм — от поблескивающих золотистых локонов до кружевных оборок юбки на фоне темного ковра. Женевьева почувствовала, что ее бросает в жар. Ей стало трудно дышать, хотя в комнате было прохладно, а платье вовсе не было таким уж тесным.
— Добрый вечер, — произнес Хейдон, с трудом обретая самообладание, утраченное при виде Женевьевы. Он знал, что она хороша собой и одетая в одно из своих поношенных платьев, и лежащая обнаженной на скомканных простынях, но не был готов увидеть ту ослепительную красоту, которую она излучала сейчас и которую только подчеркивало изысканное в своей простоте новое платье. Войдя в комнату, Хейдон бросил в кресло цилиндр и накидку, еле сдерживаясь, чтобы не сжать Женевьеву в объятиях.
«Она не твоя, — напомнил он себе, — несмотря на все вольности, которые ты так бесстыдно позволял себе с ней».
— Сегодня вы выглядите очаровательно, миссис Блейк, — легкомысленным тоном произнес он. — Несомненно, вы приведете в восторг всех мужчин, присутствующих на вернисаже. Мне придется немало потрудиться, чтобы держать их на почтительном расстоянии.
Несмотря на шутливые манеры, глаза Хейдона говорили Женевьеве, что ее внешность произвела на него по-настоящему сильное впечатление. Возможно, морщины, которые она видела в зеркале, не так уж заметны.
— Должна признаться, я так давно не бывала в свете, что совсем забыла, сколько внимания следует уделять туалету. — Женевьева поправила платье, вырез которого внезапно показался ей слишком низким. — К счастью, отель предоставил мне горничную, которая помогла с платьем и прической.
Хейдон вообразил, как он погружает руки в аккуратно уложенные локоны Женевьевы, вынимает шпильки и пропускает сквозь пальцы золотистый шелк ее волос. Что касается платья, то ему бы хватило нескольких секунд, чтобы расстегнуть его…
Чтобы отогнать непрошеные мысли, он отвернулся.
— Необходима еще одна вещь, чтобы сделать ваш ансамбль полным. — Он вынул из кармана смокинга темно-красную коробочку. — Вот.
Женевьева удивленно посмотрела на Хейдона, но его лицо ничего не выражало. Неуверенно взяв коробочку и проведя пальцами по бархатной поверхности, она медленно открыла ее.
На атласной подушечке сверкало золотое кольцо с маленьким рубином.
— Оно не столь великолепно, сколь вы, безусловно, заслуживаете, — в голосе Хейдона слышалось напряжение, — но, боюсь, это лучшее, что я мог приобрести в такой короткий срок, располагая ограниченными средствами. Я подумал, что пришло время миссис Максуэлл Блейк обзавестись обручальным кольцом.
Женевьева молча уставилась на золотой ободок.
Во время ее помолвки Чарлз преподнес ей массивное резное кольцо с тремя огромными бриллиантами. Он объяснил ей, что это фамильная драгоценность, которую до нее носили три графини Линтон, и долго распространялся об их достоинствах, заключавшихся главным образом в произведении на свет многочисленного потомства и заботах о муже и доме. В конце этого напыщенного монолога Чарлз поведал Женевьеве, что она должна гордиться, поскольку он избрал ее среди множества кандидаток, желающих носить это кольцо, и что он надеется никогда не разочароваться в своем выборе. Разумеется, разорвав помолвку, он потребовал кольцо назад, имея на то полное право.
С тех пор Женевьева никогда не носила никаких драгоценностей.
— Оно очень красивое, — тихо сказала она.
Хейдон вынул кольцо из коробочки и надел ей на безымянный палец левой руки, ощущая запах померанца, исходящий от ее прохладной шелковистой кожи.
— Боюсь, оно немного великовато, — извинился он. — Придется сузить его, когда мы вернемся домой.
Слово «домой» легко слетело с его губ. Хейдон знал, что это не соответствует действительности, но не стал поправляться. Право же, если все время все уточнять, можно бог знает до чего договориться. Разумеется, он понимал, что не может вечно выдавать себя за некоего Максуэлла Блейка. Ему следует добиться права жить собственной жизнью, какой бы ничтожной и бессмысленной она ни была. Более того, сокрытие бежавшего из тюрьмы убийцы подвергает Женевьеву и ее семью постоянной опасности. Закрыв глаза, Хейдон снова вдохнул исходивший от нее аромат. Им предстоит посетить выставку, где сливки мира искусства Глазго увидят работы Жоржа Булонне и определят степень их достоинств.
