Жюльетта Бенцони - Ожерелье для дьявола
— Не торопитесь! — ответил Ульрих-Август, а Жиль тем временем старался не смотреть в сторону испанца и принял совершенно безразличный вид.
— Вы знаете этого человека? — прошептал ему швейцарец.
— Кого? Этого иностранца? Ей-богу, нет, но, судя по чертам кареты и по его лицу, я могу предположить, что это испанец. А почему вы меня об этом спрашиваете?
— Да потому, что этот человек очень пристально на вас смотрел.
— Ну, может быть, мы встречались при дворе Карла Третьего, но я об этом совсем не помню, — схитрил Жиль.
Их ввели в прекрасно убранный салон с роскошной мебелью. Главным его убранством были витрины с ювелирными и золотыми изделиями, стиль которых, может быть, был и тяжеловат, но очень мил. Ульрих принялся изучать их с видом большого знатока.
— Вы понимаете в драгоценностях, мой дорогой барон? — спросил Жиль, с интересом глядя на своего нового друга, который вынул маленькую лупу и водрузил ее на правый глаз.
— Я разбираюсь во всем прекрасном и добротном: в винах, в лошадях… в женщинах. А что до драгоценностей, то это правда, я здесь кое-что понимаю. Баронесса, моя мама, их имела довольно много, и очень хороших.
Очень скоро Бегмер, одетый в бархат цвета ржавчины, обтягивающий его круглый животик, вбежал в салон, устремился к Винклериду с протянутыми руками.
— Господин барон! Какая радость вас снова видеть. Мне кажется, мы уже век не виделись.
Но садитесь же, прошу вас! Я надеюсь, что вы не заходили сюда в последние дни. Нас не было в это время, мы с компаньоном уезжали по делам. Чем могу вам служить?
— Мне — ничем, — сказал спокойным голосом швейцарец. — А вот моему другу — многим. Он хочет купить ваше проклятое колье.
— Колье! Какое колье? Не то ли?
— Да, да, именно то.
— Вы, конечно, понимаете, что я не покупаю его для себя! — вступил в разговор Жиль, раздраженный растерянным выражением лица ювелира. — Я выступаю перед вами лишь как посланник одной из знатнейших дам нашего времени. Это ее светлость герцогиня д'Альба, и вот ее письмо, — произнес он спокойно, вынимая бумагу, врученную ему Диего. — Добавлю, что необходимые средства для этого уже переведены в банк Лекульте, и достаточно лишь нашего распоряжения, чтобы они были вручены вам. Но читайте же письмо.
Бегмер водрузил очки, неспешно прочитал письмо, снял очки, вытер пот со лба, с глубоким вздохом вернул письмо молодому человеку.
— Да, да, я понимаю. К несчастью, я вынужден, к моему глубокому сожалению, поверьте, отказать вам. Колье больше не продается.
— Как это «больше не продается»? Его же чрезвычайно трудно продать.
Нужен был художник, чтобы запечатлеть выражение лица Бегмера.
— Но тем не менее оно продано. Я дал слово, и я…
— Но позвольте, — прервал его шевалье, — это тому человеку, который вышел отсюда, вы дали ваше слово?
— Да, увы, ему. Он представляет принцессу, которая…
— Принцессу Астурийскую, я знаю, и вы дали слово? Окончательно?
— Не совсем, несмотря ни на что. Вы понимаете, что я не могу, чтобы это изделие покинуло пределы Франции до того, как королева, для которой предназначалось это колье, не даст нам своего окончательного отказа от его приобретения. Для этого я и мой компаньон должны завтра же отправиться в Версаль.
Жиль какое-то время помолчал, чтобы дать возможность Бегмеру полюбоваться печатями с пышными гербами дома д'Альба, от которых тот не мог оторвать глаз.
— Цена колье сто шестьдесят тысяч ливров, не так ли? — спросил он тихо.
— Да.
— И как раз эту цену и заплатит испанское посольство?
Ювелир внезапно покраснел. Жиль понял, что он затронул самую чувствительную струну.
— Да-а!
— Наверное, это не совсем так. Вам, вероятно, сообщили о трудностях, с которыми вы столкнетесь при продаже этого колье, учитывая огромную сумму, и о той чести, которой вы удостаиваетесь, если колье будет частью королевских драгоценностей. Вас, вероятно, попросили о какой-то отсрочке платежа.
— Но это же весьма распространено.
— Ну что вы! Не совсем так, когда речь идет о будущей королеве Испании, имеющей в своем распоряжении все золото Америки. Его Величество король вам бы все заплатил наличными, если бы королева не отказалась от такого подарка. А я, от имени ее светлости герцогини д'Альба, я вам заявляю следующее: окажите нам предпочтение, и тогда вы не только получите ваши деньги в день совершения сделки, но мы вам заплатим на пятьдесят тысяч ливров больше.
Бегмер теперь потел еще больше. Он вытащил платок и вытер лоб, щеки, шею.
— Вы истинный дьявол! Я уже сказал. Я же дал слово.
— Не совсем. Вы же сами сказали. Не можете ли вы сказать этому господину, что Ее Величество королева желает подумать некоторое время, чтобы вынести окончательное решение.
— Это трудно, очень трудно. Рано или поздно испанский посланник узнает.
— Совсем нет! Или, по крайней мере, он ничего не сможет сделать, если мы с умом возьмемся за это дело. Да, кстати, можете ли вы показать мне это чудо? Это даст вам возможность еще какое-то время поразмыслить, да и проконсультироваться с вашим компаньоном.
— Это мысль! — воскликнул Винклерид. — Покажите же ему эту штуку, господин Бегмер.
— Сию минуту. Я пойду за Бассанжем. У нас один ключ от сейфа, где оно лежит.
Бегмер появился через минуту в компании с человеком моложе его, с приятным лицом. Это и был Поль Бассанж, его компаньон. Он держал в руках огромный футляр из красной кожи с подвешенной большой этикеткой, на которой крупными цифрами была обозначена цена.
Компаньон с улыбкой приветствовал Винклерида, а с Жилем поздоровался с выражением удивленного восхищения.
— Этот господин желает приобрести наше колье?
— Для герцогини д'Альба, мой друг. Откройте футляр.
Бассанж поставил футляр на стол, освещаемый лучами солнца, открыл запор и поднял крышку.
— Вот! — сказал он просто.
Оба офицера не могли сдержать возгласов восхищения. Открытый футляр наполнился блеском. На черном бархате струился поток лучистого блеска, отражаемого тысячами граней, и блеск наполнил всю большую комнату.
— Шестьсот сорок семь алмазов, — пояснил Бегмер.
— Две тысячи восемьсот каратов, — отозвался, как эхо, Бассанж.
Винклерид почтительно потрогал ряд из семнадцати камней величиной с орех, образующих первый ряд ожерелья.
— Великолепно! — выдохнул он внезапно охрипшим голосом. — Поистине восхитительно. Надеюсь, что принцесса Астурийская красива. В противном случае было бы очень жаль…
— Ну, ей до этого далеко! — пробормотал Жиль.
И б этот момент он ясно представил себе страстное лицо Каэтаны над этим сказочным колье, с блеском и сверканием расстилающимся по ее плечам и ниспадающим на грудь. — Госпожа д'Альба — самая пленительная женщина, которую я когда-либо знал.
