Лиз Карлайл - Очаровательная проказница
Он прижимал ее к себе, и, казалось, долгие часы утешал словами, которые позже был не способен вспомнить. Он только сознавал, как она хрупка, и необъяснимо боялся потерять ее, боялся причинить ей вред.
Наконец дрожь Зоэ начала ослабевать. Мерсер неохотно вернулся к сундуку и бросил на пол груду сухих одеял. Сняв с Зоэ мокрое одеяло, он завернул ее в сухое, более плотное и толстое.
— Не заставляй… не заставляй меня возвращаться, — шептала она.
Мерсер погладил ее по щеке, жалея, что не видит ее глаз. — Это не нужно, — ответил он. — Мы побудем здесь. У нее вырвался похожий на рыдание вздох облегчения, и она снова задрожала. Мерсер пошел зажечь камин. В нем лежало несколько тонких сухих поленьев, но этого было достаточно, чтобы создать иллюзию тепла. Скоро огонь, потрескивая, жадно лизал дрова. Подкинув полено, Мерсер сел перед огнем и притянул Зоэ к себе на колени.
Заправив мокрый локон ей за ухо, он смотрел, как отблески пламени и тени колеблются на ее тонком лице. Присутствие Зоэ в его жизни очень походило на огонь, иногда это был мягкий отблеск, иногда бушующее адское пламя. Но Мерсер никогда не видел ее такой.
Как будто что-то в ней обрушилось под тяжестью внутреннего груза. Как будто язвительность и прочая чепуха слетели, обнажив нежное сердце. Мерсер что-то тихо приговаривал и покачивал ее, не зная, что еще сделать.
Не в первый раз он держит ее так, припомнил Мерсер, касаясь губами ее макушки. Как недавно рассказывала его мать, Зоэ однажды едва не утонула, и он так же усадил ее к себе на колени, обняв и прижав ее голову к своему плечу. Но тогда она просто испугалась, и испуг превратился в нечто иное.
Тогда он сам ушел испуганным. Его напугала сила желания, пронзившего его, когда он поцеловал Зоэ. Испугало то, что могло бы произойти, если бы не появилась его мать. В двадцать один год, имея определенный опыт, он не встречал женщины, которая бы воспламенила его, как Зоэ. Однако на этот раз дело было не в испуге. Зоэ… он не знал, что с ней. У него вдруг мучительно сдавило грудь, сердце дрогнуло. Поддавшись порыву, Мерсер прошептал ее имя, потом снова поцеловал в мокрую макушку.
К его тревоге, Зоэ снова задрожала, больше того, дрожь превратилась в какие-то спазматические толчки. Словно чтобы удержать равновесие, Зоэ закинула ледяную руку ему на плечо и повернулась к нему. Ее теплое дыхание шевелило мягкие волоски у него на груди и расшевелило кое-что еще. Но, глянув вниз, он понял, что Зоэ больше не дрожит.
Она плачет.
Внезапное напряжение у него в паху сразу ослабло. Нагнувшись, он нежно коснулся губами ее виска.
— Зоэ, Зоэ, — уговаривал он. — Все в порядке, милая.
— Нет! — рыдала она, прижимаясь к его голой груди. — Не в порядке. Мерсер, все ужасно и больше никогда не будет в порядке!
И хотя ее рыдания надрывали ему душу, что-то вроде облегчения охватило его. Она пришла в себя. Она вернулась к нему.
— Все будет в порядке, Зоэ, — шептал он, прижимая ее голову к своему плечу. — Я это устрою. Обещаю.
— Ох, Мерсер! — едва выговорила она сквозь рыдания. — Я… я не могу выйти за него. Не могу!
На это Мерсер ничего не ответил. Он не пытался никого убедить — и меньше всего себя самого, — что этот брак разумен. Вовсе нет. Этот союз безнадежно погубит их жизни, включая его собственную, признался себе Мерсер. А он должен содействовать примирению, поговорить с Рэнноком, найти способ выбраться из этой заварухи, нейтрализовать Клер, спасти Робина от самого себя и… снова сделать Зоэ счастливой.
— Зоэ! — сказал он твердо. — Милая, посмотри на меня. Она покачала головой, ее мокрые кудри касались его груди.
— Все ждут, что я проживу с Робином до конца моих дней, — всхлипывала она. — Но я лучше… лучше буду жить в Шотландии… с овцами-и-и!
— С овцами? — эхом отозвался он, приподняв ее подбородок.
— Я так сожалею, — шептала она, печально глядя на него. — Мерсер, я так сожалею обо всем. Пожалуйста, только не ругай меня. Я знаю, что я этого заслуживаю… но, пожалуйста, не сегодня. Я этого не вынесу.
Он покачал головой, чувствуя, как защипало глаза. Этого она от него ждет? Что он станет ругать ее?
Конечно. Мерсер мысленно вернулся в тот день, когда она появилась в Грейторпе. Как он тогда был холоден и почти снисходителен с ней. Как он кипел от множества отвратительных эмоций, и среди них была ревность.
К его стыду, одна слезинка скользнула по тыльной стороне его руки. Как долго он желал Зоэ, срывая на ней свою досаду? Как долго он тайно завидовал собственному брату и любому другому мужчине, с которым она флиртовала, и не желал открыть свое сердце? Как долго он намеревался притворяться, что его чувство к ней — это чувство долга?
Факт, что он ей, скорее всего не достанется, ни на йоту не уменьшал его трусость и даже ухудшал положение. Зоэ прижималась к нему стройным телом, и Мерсер внезапно почувствовал себя мелочным и чуть жестоким.
Он коснулся губами ее холодного лба.
— И я сожалею, Зоэ. — Грудь у него сдавило. — Мне не за что тебя ругать. Мне хочется, чтобы все сложилось по-другому. Для всех нас.
Глядя на него, она с трудом глотнула; мышцы шевельнулись под шелковистой кожей шеи.
— Ты хмуришься, — шептала она, смаргивая слезы. — Кажется, ты всегда сердишься на меня. Но сомневаюсь, Мерсер, что теперь я буду против этого возражать. Я знаю, от меня всегда одни проблемы.
— Зоэ, я не… — Он отвел глаза и покачал головой.
— Что? — Она издала какой-то звук, похожий на слабый смешок. — Не сердишься на меня?
— Нет, — прошептал он. «Я злюсь на себя, — молча добавил он. — Злюсь на себя за то, что желаю тебя, что не увидел правду раньше, что позволил событиям дойти до этого».
Все еще дрожа, Зоэ шевельнулась, будто собираясь уйти.
— Нет, — сказал он, сильнее прижимая ее к себе. — Зоэ, я…
Она смотрела на него в свете камина, ее прозрачные глаза, были широко распахнуты.
— Что, Мерсер? — шептала она. — Только скажи.
Он не мог сказать это, не мог найти слова. Когда дело касалось Зоэ, его жизнь превращалась в загадочную путаницу эмоций. Знаменитое бесстрастие подводило его, оставляя раздраженным и немного сбитым с толку. Он испытывал к Зоэ нечто большее, чем вожделение, большее, чем досада, и даже отдаленно не похожее на родственную привязанность.
Правда, которую он годами пытался отрицать, молнией пронзила его, когда он увидел Зоэ в объятиях брата в ту ужасную ночь на Брук-стрит. Это ошеломило его, выбило воздух из легких и почти лишило здравомыслия, когда он пытался сдержаться и не задушить Робина собственными руками.
Да, помогай ему Господь, он влюбился в Зоэ Армстронг и отказывался сказать это даже самому себе, признать эту правду. Хуже того, он не влюбился в нее. Он просто… любил ее. И даже под страхом смерти не мог сказать, как и когда это произошло, но все обстояло именно так.
