Моника Маккарти - Суровая нежность

Сегодня он освободится, он это чувствует.

Он здорово нагрузился, ну и ладно. Просто не верится, как заводит его девка этими своими прерывистыми ахами, которые издает. Ему нравится, как ее тугая маленькая попка потирается о его твердость, дразня, сводя с ума от нетерпения вонзиться в нее. Нравится гладкая шелковистая кожа, которая пахнет медом, и полная спелая грудь, позволяющая почти забыть ту, что мучила его днями и ночами. Эти проклятые платья!

«Не думай о ней».

Он отвлекся на ее грудь – Джоанны, напомнил себе Магнус, – стиснув мягкую плоть чуть настойчивее, наслаждаясь ее тяжестью, потом со стоном уткнулся носом ей в волосы, сотрясенный силой желания. И если мягкая шелковистость и слабый аромат лаванды расшевелили какое-то знакомое воспоминание, он прогнал его прочь. Затем, чтоб доказать себе, что ошибся, потянул рукой вырез платья вниз и взял обнажившуюся плоть в ладонь.

Ему понравилось, как она ахнула. Так понравилось, что он вознамерился исторгнуть из нее побольше этих сладостных звуков. Он пробежал большим пальцем по тугой вершинке, лаская, пока та не затвердела, а после покатал между пальцами и легонько ущипнул. И был вознагражден еще одним прерывистым «а-ах!».

Нравится, стало быть, да?

На секунду возникло желание повернуть маленькую распутницу к себе и поглотить этот вскрик ртом, но он испугался подобной интимности. Он не хочет ее целовать, он хочет засадить ей. Так сильно, что не знает, сколько еще сможет ждать.

Хелен утопала в ощущениях. Шок, который она испытала, когда его большая мозолистая ладонь соприкоснулась с ее голой грудью, обратился в изумление, когда он стал ласкать ее, а затем в нетерпеливые стоны, когда ласки его сделались настойчивее.

Грудь казалась такой тяжелой в его ладонях. Затвердевшие соски стали пульсировать. А когда он начал пощипывать их пальцами, покалывающее удовольствие растеклось до самых кончиков пальцев.

Ощущения были такие странные. Такие жаркие и неугомонные. Она и не представляла, что в нем столько страсти. В его прикосновениях не было ничего целомудренного и благоговейного. Он желал ее и показывал, насколько сильно.

– Боже, как же давно… – простонал он, тяжело и горячо дыша ей в ухо.

Насколько давно? – хотелось спросить ей, но она не осмелилась из опасения, что он узнает ее и остановится. Ей не хотелось, чтоб он останавливался. Тело требовало чего-то, но чего – она не понимала. Она была горячей везде, где он прикасался к ней, а там, где нет – пылающей от нетерпения.

– Я не могу больше ждать, мне надо быть внутри тебя. Надеюсь, тебе нравится сзади. – Он снова потерся о нее, неторопливый и чувственный, как и его голос, показывая, что имеет в виду. Это было так восхитительно порочно, что дрожь восторга сотрясла ее.

«Почему он никогда не разговаривал со мной так?» Она никогда раньше не видела его с такой стороны. Чуть-чуть низменной. Грубоватой. И такой возбуждающей. Этой страстной, животной стороны, которую он скрывал от нее. Желание горячей лавой растеклось между ног. Влажное. Обжигающее. Нетерпеливое. Но это ничто в сравнении с тем, что произошло, когда его рука накрыла это теплое, ноющее место. Он ухватился твердо, прижимая ее к себе.

– Так нравится? – поддразнил он этим своим вкрадчивым, бархатистым голосом, потираясь о нее в безмолвном вопросе.

Хелен задыхалась. Радуясь, что он не видит ее потрясенных, широко распахнутых глаз, она лихорадочно закивала, не зная толком, на что соглашается, зная лишь, что желает всего, что он хочет с ней сделать.

– Шалунья. – Он усмехнулся и задрал ей юбки. Поток прохладного воздуха омыл кожу. Он задержался, чтоб огладить зад в быстрой ласке, а потом ладонь его скользнула вперед, между ног.

О Боже…

Сердце ее подпрыгнуло, ноги подкосились. Она не знала, чего хочет, пока он не дотронулся до нее. Не стал ласкать, ныряя и выныривая, отчего желание у нее внизу живота начало сжиматься в тугую пружину. И пульсировать. Лихорадочно. Она прижалась к его руке в безмолвной просьбе двигаться быстрее. Глубже. Сильнее. Она вскрикнула, чувствуя, как нарастает удовольствие.

Именно об этом она всегда мечтала. Об этом и много большем.

– Боже, ты такая влажная и тугая. А я такой твердый, что вот-вот взорвусь. Не могу дождаться, когда войду в тебя, Джоанна.

Джоанна. Черт бы его побрал!

Хелен оцепенела. Произнесенное им имя другой женщины было как ушат холодной воды. Вся эта страсть не для нее, она для Джоанны. Внезапно ей отчаянно захотелось, чтоб он узнал, что делает это не с кухаркой, а с ней.

– Магнус, я…

От резкости его движений она смолкла. Он отдернул руку и отшатнулся от нее, как будто обжегся.

А может, так оно и было.

Рывком убрав Хелен от двери, он распахнул ее. Луч мягкого света свечи растекся по комнате.

Он выругался, а выражение отвращения у него на лице больно ранило.

Она пошатнулась, нетвердо держась на ногах без его поддержки и от его суровости.

– Ты! – Обвинение в этом единственном слове пронзило ей сердце.

Хелен шагнула к нему, тело ее все еще пульсировало от желания.

– Да, я. – Она протянула к нему руку, но он отшатнулся.

– Не надо, – процедил он сквозь зубы.

– Почему? Я хочу прикоснуться к тебе. Минуту назад ты говорил, что не можешь дождаться…

Он схватил ее за руку и рванул на себя. На щеках его горели красные пятна.

– Я знаю, что я говорил, черт побери. Знаю точно, что говорил. Но это предназначалось не тебе. Все это предназначалось не тебе!

Хелен вздрогнула от этой грубой жестокости. Боль комом застряла в горле. Но она не позволит его словам ранить ее.

– Но это была я. Это меня ты желаешь. – Она заглянула в его красивое лицо, искаженное от гнева и смущения, и бросила ему вызов. – Я все еще чувствую твои руки на своем теле. В моем теле, – мягко проговорила она. – Все еще желаю тебя. – Она опустила глаза на большую выпуклость у него между ног. – И думаю, ты все еще желаешь меня.

Вино сделало ее смелой. Теперь не время для девичьей скромности. Лови момент. Не успел он понять, что она собирается сделать, как Хелен протянула руку и накрыла его ладонью.

Она никогда раньше не дотрагивалась до мужчины, и ощущение плоти под ладонью, большой и твердой, лишь усилило ее любопытство. Она знала, что должно было произойти, но член казался слишком большим, чтобы проникнуть в нее.

Звук, похожий на шипение, сорвался с его плотно сжатых губ. Но это была всего лишь маленькая трещинка в его непробиваемой броне. Если ее прикосновение и действовало на него, он не собирался никак на это реагировать. Его самообладание разозлило Хелен, когда ее тело все еще томилось по его ласкам.