Джоржетт Хейер - Переполох в Бате

— Потому что навряд ли она еще раз поживет у меня, — со вздохом проговорила любящая бабушка. — Но как бы то ни было, Эмма будет слушаться доктора, не сомневайтесь. А он сказал, что ей не следует сидеть взаперти в такую чудную погоду, так что если вы разрешите ей иногда пойти с вами на прогулку, дорогая, это было бы так мило с вашей стороны, а ей будет интереснее, чем кататься со мной в ландо. О, я уверена, что для девушки это совсем не весело.

— Конечно, я буду рада ее обществу, — ответила Серена. — Может быть, она захочет проехаться со мной верхом?..

Это предложение немедленно встретило одобрение со стороны миссис Флор, которая сразу же начала прикидывать, где нанять спокойную лошадку для верховой езды. Сама Эмили разрывалась между чувством удовольствия из-за того, что ее пригласила проехаться такая прекрасная наездница, как леди Серена, и страхом, что вдруг ей придется прыгать через всяческие преграды или управлять непослушной лошадью. Однако оказалось, что предоставленная ей лошадь была спокойного, чтобы не сказать флегматичного, нрава, а Серена, зная ее скромные возможности, брала ее на прогулки, которые подошли бы Фанни. Всякий раз, как ей представлялся удобный случай, Серена рассказывала Эмили, какие обязанности должна исполнять хозяйка аристократического дома, но вопросы, которые ей робко задавала девушка, и ужас от ответов не внушали особого оптимизма относительно будущего. Серена надеялась, что Ротерхэм, сам равнодушный к условностям, не признающий формальности, все еще царившей во многих семьях светского общества, будет равнодушен к невежеству Эмили относительно того, что девушка равного с ним происхождения знала бы с самого рождения.

Наступил август, а Эмили все еще оставалась в Бате. На взгляд постороннего наблюдателя, к ней уже полностью вернулась былая свежесть, но миссис Флор, твердо глядя в глаза своему врачу, заявила, что ее внучка еще далеко не здорова. Тот был настолько любезен, что согласился с ней, и так как Эмили в этот момент сильно кашлянула, покачал головой и сказал, что неразумно было бы не обращать внимания на кашель, и прописал в качестве лечения магнезию и хлебный пудинг.

Майор Киркби, обнаружив, что часто должен сопровождать не только Серену, но и Эмили, высказал Фанни свое недоумение по поводу того, чем эта девушка так понравилась Серене. Он готов был признать, что она хорошенькая малышка, но явно глупенькая. Фанни объяснила, что это просто из доброты: Эмили всегда восхищалась Сереной, вот почему та ее жалеет. Но майор не был удовлетворен.

— Может быть, и так, — возразил он, — но Серена, похоже, считает, что имеет какие-то обязанности по отношению к мисс Лэйлхэм. Вечно поучает ее, как следует себя вести в том или ином случае.

— Ах, не следовало бы ей этого делать! — импульсивно воскликнула Фанни. — Я бы хотела, чтобы Эмили вела себя настолько неловко, чтобы лорд Ротерхэм почувствовал к ней отвращение, потому что я убеждена: эта девочка будет несчастна, если выйдет за него. Как Серена может этого не видеть, я не понимаю!

— По-моему, Серена об этом не думает, — медленно проговорил Гектор. — Мне представляется, что она решительно настроена вышколить мисс Лэйлхэм так, чтобы та стала Ротерхэму удобной женой. Вот что я могу вам сказать, леди Спенборо: она полна решимости сделать так, чтобы эта его помолвка не была разорвана.

— Но какое ей до этого дело? — изумилась Фанни. — Нет, вы, должно быть, ошиблись.

— Я сам задал ей такой же вопрос. Серена ответила, что Иво должно было быть достаточно неприятно, когда она ему отказала, и ей ни за что не хотелось бы, чтобы маркиз испытал еще раз такое же оскорбление.

У Фанни был изумленный вид, но, немного поразмыслив, она сказала:

— Серена знает его всю жизнь, и как бы серьезно они ни ссорились, им все равно удается сохранить дружеские отношения. Но с ее стороны неправильно вмешиваться в это! По-моему, Эмили вовсе не хочется выходить замуж за Ротерхэма. Надо полагать, она не решится сказать об этом Серене, а Серена следит за тем, чтобы она не оставалась наедине со мной, потому что знает мои чувства.

Он улыбнулся:

— Значит, тогда как Серена вмешивается в одном направлении, вы были бы счастливы вмешаться в противоположном?

— Ах нет, нет! Но только если бы Эмили откровенно поговорила со мной… если бы она попросила моего совета… Я бы решительно посоветовала ей не выходить замуж за человека, к которому она не питает явной склонности. К тому же за человека настолько старше ее, и такого сурового! Она не может знать… даже если бы он был таким добрым и внимательным, как…

Голос ее оборвался. Она отвернулась, мучительно краснея.

Майор Киркби бессознательно накрыл ладонью ее руку, лежавшую на подлокотнике кресла, и слегка сжал, утешая. Казалось, ее пальчики чуть затрепетали. Через секунду она мягко убрала руку и сказала нетвердо:

— Мне не следовало так говорить. Мне не хотелось бы, чтобы вы думали, что я не была искренне привязана к лорду Спенборо. Мои воспоминания о нем всегда останутся благодарными и теплыми.

— Нет необходимости ничего добавлять, — негромко и очень ласково ответил ее собеседник. — Я прекрасно вас понял. — Последовала короткая пауза, после чего он произнес в своей обычной манере: — Боюсь, что вам теперь иногда бывает одиноко, ведь Серена так часто занята своей скучной протеже. Я готов отругать ее за то, что она о вас забывает.

— Право же, вы не должны этого делать. Уверяю вас, она обо мне не забывает, и мне ничуть не одиноко.

Это было правдой. С тех пор как Фанни перестала жить затворницей, у нее никогда не было недостатка в обществе, и к этому моменту у нее появилось множество знакомых в Бате. Она получала и наносила утренние визиты, посещала концерты, обеды и даже согласилась присутствовать на некоторых раутах. Фанни чувствовала себя очень смелой, так как прежде никогда не выезжала в общество одна. Перед замужеством она жила в тени своей матери, после него — мужа или падчерицы. Она была слишком привычна ко всякого рода обществу, чтобы нуждаться в чьей-нибудь поддержке, и только одно обстоятельство омрачало ее тихое удовольствие от спокойной светской жизни в Бате.

Всегда прежде защищенная, Фанни так и не научилась держать своих многочисленных поклонников на расстоянии. Она по природе своей не была кокетлива, а немолодой и любящий супруг, хорошо знавший жизнь, позаботился о том, чтобы не подвергать ее соблазнам светского Лондона. Профессиональные любовники, раскидывавшие свои сети, спешили подыскать добычу полегче, встретив один-единственный взгляд милорда Спенборо, а Фанни оставалась в мирном неведении относительно того, что ее внимания добивались или что ее оберегали. Но столь юная и столь божественно-очаровательная вдовушка была неотразимо привлекательна для людей впечатлительных, и вскоре у нее начались небольшие трудности. Изумленного взгляда было достаточно, чтобы остановить поползновения ее более зрелых поклонников, но несколько пылких юнцов серьезно обеспокоили ее своим упорным ухаживанием и явными намерениями привлечь всеобщее внимание к себе и к ней. Серена прекрасно знала бы, как пресечь такие ухаживания, но Фанни была лишена ее непринужденной уверенности и, кроме того, никак не могла заставить себя оттолкнуть какого-нибудь молодого джентльмена, смущенно вручающего ей изящный букетик или обыскавшего весь город в поисках какой-нибудь безделушки, после того как она в его присутствии выразила желание иметь ее. Фанни полагала, что ее жизненные обстоятельства служат ей защитой от нежелательных предложений, и утешала себя мыслью, что самые пылкие ее поклонники слишком юны, чтобы питать серьезные намерения. Поэтому для нее явилось совершенной неожиданностью то, что случилось: мистер Огастес Райд, сын старой приятельницы ее матери, настолько забылся, что упал перед ней на колени со страстными признаниями.