Маргерит Кэй - Скандальные признания
Он сильно рисковал. В былые времена он бы только наслаждался подобным риском. Но так было до знакомства с Деборой. Рассказ Лиззи о Джереми Нэпьере так захватил его внимание, что он не проверил комнаты третьего этажа. Не посмотрел, виден ли свет из-под двери. Очень беспечно с его стороны. Поговаривали, что генерал, совесть которого не слишком чиста, плохо спал и часто видел кошмары. Когда Павлин подцепил уже последнюю пластину сейфового замка, в коридоре раздался какой-то скрип, и он тут же встрепенулся.
Старик в ночной рубашке и колпаке вглядывался в столовую. Он казался худым и субтильным, босые ноги только подчеркивали его уязвимость. У Эллиота не оставалось другого выбора, кроме как заткнуть шарфом этот беззубый рот. Однако, привязывая старика к стулу, он не стал сильно затягивать веревки. И хотя без труда выполнил свою задачу, слишком велика была разница между наглым и мускулистым генералом, которого он помнил, и щуплым стариком, который слабо трепыхался в своих путах. Генри никогда бы не одобрил такую победу. Значит, надо найти лучшее применение своей энергии. Жажда мести, многие годы прорастающая в нем, как сорняк, уже завяла. И даже начала засыхать и скукоживаться. Он не стал забирать ничего из сейфа и, стараясь не поворачиваться лицом к хозяину дома, просто закрыл дверцу. Павлинье перо осталось невостребованным.
Домой он возвращался по Маунт-стрит. Ночь выдалась теплой и ясной, по небу пробегали лишь легкие облака. Утро еще не занялось, никто не тревожил его мысли, им вторило лишь эхо его шагов. Дебора права, он действительно прикрывался Павлином, но теперь больше в нем не нуждался. Павлин послужил его цели. И, подобно Белле, должен умереть. Сам же он не имел ни малейшего желания умирать вместе с Павлином.
Он коснулся лежащего в кармане пера. Последнее. Останется на память. С первыми лучами рассвета он свернул к дому. Теперь он уже понимал, что влюбился в Дебору. Это настолько очевидно, что над его слепотой можно хохотать до колик. Иного объяснения его чувствам нет. Других он уже не хотел. Он любил Дебору и не сомневался в ее ответных чувствах. Если бы он только смог убедить ее отпустить прошлое.
Сможет ли он? А она? Он замедлил шаг. Сведения Лиззи не были достоянием общества, но в кругах, где вращался Джереми, ими, конечно, располагали. Дебора была замужем семь лет. Она знает правду наверняка. А если так, почему обвиняет себя в разрушении брака? Ну, не может быть, чтобы она не знала. Надо просто убедить ее, что на ней нет ни вины, ни позора. Как она сама этого не видит?
Нахмурившись, Эллиот медленно приближался к дому, разрываясь между гневом и жалостью. Даже представить трудно, как страдали эти двое в подобном союзе. Брачные клятвы, как приговор. Шестнадцать лет в армии, где на уединяющихся при каждом удобном случае солдат смотрели сквозь пальцы, научили его, что есть те, кто имеет неизменную склонность к мужчинам, так же как он сам — к женщинам. В отличие от многих других офицеров, Эллиоту хватало уверенности в своей сексуальной ориентации, чтобы никого не судить. При любых других обстоятельствах рассказ Лиззи не имел бы никакого значения.
Джереми был женат на Деборе. Мало того, что он притворялся любящим, на самом деле женившись из-за денег, но еще и так расчетливо использовал ее. Такого Эллиот простить не мог. Хотя это уже не важно. Главное, Дебора до сих пор не может себя простить за отвержение мужа. Он не мог этого понять.
Она заявила, что покончила со своим прошлым, но это явно не соответствовало истине. А что, если она никогда не покончит? При одной мысли об этом у него под ногами разверзлась пропасть. Эллиот сжал кулаки. Никто из них больше никем уже не прикроется. Он заставит ее понять это. И не примет отказа.
Дебора работала — или пыталась работать — примерно с той же успешностью, с какой пыталась заснуть, убеждая себя перестать волноваться и забыть, как они занимались любовью. Лежавшая перед ней страница не блистала чистотой, но ее покрывали не слова, а разнообразная смесь всяческих загогулин, пятен и следов упавших слезинок. «И многократно начертанное имя Эллиота», — с неудовольствием заметила Дебора. Она все время о нем думала и ничего не могла поделать, вспоминала каждый поцелуй, каждый взгляд, каждое прикосновение. Обхватывала его как перчатку, когда он входил в нее. Воспарение во время кульминации. Блаженство, когда они прижимались кожа к коже. Запах Эллиота… После этих воспоминаний возвращаться к действительности становилось еще горше. Они вызывали у нее панику, ведь он ушел навсегда, она сама все разрушила. И избавиться от этого очень трудно.
Она снова взялась за перо и невидящим взглядом уставилась на страницу. Хотела, чтобы он пришел к ней, но не была готова его увидеть. Она безумно боялась, что он не придет. И хотела… хотела… хотела… того, что не могла получить. И так все время.
Раздался стук в дверь, Дебора чуть не подпрыгнула от неожиданности. Чувствуя, как все внутри дрожит от волнения, она вскочила и быстро оглядела испачканный чернилами передник. Взгляд в зеркало подтвердил ее худшие подозрения. На щеке красовалась клякса, волосы выглядели так, словно она сражалась с папильотками не на жизнь, а на смерть.
Открыв дверь, подумала, что Эллиот выглядит в свойственной ему манере. Темно-синего пальто, правда, она раньше не видела. Из-под него выглядывал серый жилет и такие же брюки. Шейный платок завязан тщательнее обычного, в складках поблескивает булавка с сапфиром. Дебора уставилась на него, потеряв дар речи, сразу вспомнилось, как он выглядел без одежды в ее постели, сгорая от желания. Ее лицо вспыхнуло.
— Я могу войти?
Не поднимая глаз от смущения, Дебора распахнула дверь и пропустила его в небольшую гостиную.
— Ты занята работой, — заметил он.
Дебора судорожно прижала к себе пустые, испорченные страницы. У нее дрожали руки.
— Я тебя не ждала, — выдохнула она, голос прозвучал резко и одновременно отрывисто. Это было и правдой и ложью одновременно. Как и все в последнее время. Или так ей казалось.
Эллиоту же не хватало плана сражения, несмотря на то что остаток ночи он провел репетируя в разных вариациях встречу с ней. Напрасно он пытался подавить непривычную для него панику. Когда он видел Дебору в последний раз, она была обнаженной и раскрасневшейся после занятий любовью. Поддразнивание. Поцелуи. Прикосновения. Их глаза встретились, она сразу отвела взгляд. И покраснела. Он ведь просто… просто подумал и… о, черт, ему нельзя думать об этом!
Он хотел было сесть, но заметил, что она по-прежнему стоит, и облокотился о каминную полку. В голове у него не осталось ни единой мысли. Он хотел столько всего сказать, но сейчас не мог ни о чем думать. Он кивнул на бумаги, которыми она загораживалась как щитом.
