Синтия Райт - Огненный цветок
Они спустились с Холмов, и Лис направил мулов с изрытой дороги на заросшее травой плато. Мэдди нетерпеливо вылезла из повозки и огляделась.
Мелкий каньон, простиравшийся перед ними, ограничивался усеянной соснами стороной холма, с вершины которого бил водопад, переходящий сначала в узкий, но бурный ручей, постепенно расширяющийся и превращающийся в реку, текущую в отдаленные прерии с хлопковыми деревьями по берегам.
— Какая прелесть, — воскликнула Мэдди, заслоняя глаза от солнца. Веселый плеск водопада заставил ее облизнуть губы.
Лис поднял голубой шейный платок, завязанный узлом вокруг шеи, и вытер со лба пот.
— Я думаю, мы можем здесь остановиться на ночлег. На равнинах жара будет еще более безжалостной.
— Я вас задерживаю, да?
— Вы имеете в виду, что я сбавляю скорость, учитывая вашу женскую чувствительность? — Он почти улыбнулся. — Черт возьми, нет! Думаете, что я пытаюсь сделать ваше путешествие приятным? Даже если так, это вряд ли входило в мои намерения. Меня заботит только мое собственное удобство. А так как вы явились без приглашения, я бы предпочел также игнорировать ваши нужды.
Лис освободил мулов из упряжки и расстегнул рубашку.
— Прежде чем вымыться, я позабочусь о животных. Примерно через час вы можете приготовить нам какой-нибудь ужин. Я намерен лечь спать пораньше, чтобы встать до зари и по прохладе отправиться в Бир Батт.
По спине Мэдди стекла струйка пота. От злости ей хотелось кричать, но она сквозь сжатые зубы повторила:
— Приготовить?
— Мне не хотелось бы доставлять вам неприятности, мэм, — саркастически отрезал Лис.
Их глаза встретились на одну короткую, гневную минуту, и щеки Мэдди покрылись пятнами. Он прекрасно знал, что вряд ли она умеет готовить на кухне, а уж тем более здесь, в походных условиях, но это был удобный случай уколоть ее и заставить признать, что она бесполезная обуза и поехала зря.
— Я могу развести вам огонь, — медленно произнес он.
— Как вы добры! Это будет просто прелестно! Нам не хватает только подходящего фарфора. — Мэдди рывком расстегнула крохотные пуговки верха корсажа. — Знаете, я и сама вымоюсь. Вот так, если позволите, сэр!
При этих словах Лис взметнул брови. Он пошел за Уотсоном, который требовал внимания, и, проводя чалого мимо Мэдди, спросил:
— Вы имеете в виду вымыться по-настоящему или прикоснуться к вашей шейке этой симпатичной ярко-розовой тряпочкой?
— Если честно, по-моему, последние попытки вести себя цивилизованно провалились! — Она полезла в повозку за полотенцем и мылом, делая вид, что не замечает ошеломленного лица Лиса.
— В таком случае, не откладывайте из-за меня, мисс Эвери. Я буду счастлив подождать своей очереди… если, конечно ваше чувство приличия не покинуло вас до такой степени, что…
— Нет, — вежливо ответила Мэдди, — я отвергаю идею общественного мытья!
Она удалилась, предоставив Лису смотреть ей вслед с оценивающей улыбкой, которую он пытался скрыть от нее. Однако он чувствовал, что получил сдачи, и это вызывало в нем блаженное ощущение. Лис был честным человеком, попавшим в лабиринт тайн, рождающих, казалось, одна другую, но тем не менее ему была нестерпимой перспектива открыть правду Мэдди.
Проводя худой рукой по боку Уотсона, он шептал:
— Я сам не уверен, где правда, не говоря уже о том, что правильно.
Почти отрывая пуговицы, Мэдди сбросила с себя выцветшее платье, нижнюю юбку, чулки и туфли и остановилась на берегу ручья в своей самой старой муслиновой рубашке.
Ощущение сияющего солнечного света на обнаженных руках и ногах было ошеломляюще новым и освобождающим. «Маму это шокировало бы», — невольно подумала она, ощутив, что отсутствие этого препятствия доставляет ей облегчение. Кодекс этикета Колин был выброшен из ее багажа, как шляпная коробка, давно свалившаяся с повозки. Он не имел отношения к ее новой жизни, он только ограничивал ее.
Мэдди рассмеялась вслух, в счастливом изумлении смотря на свои обнаженные руки и ноги и вспоминая колкости Лиса во время ее представления с мылом и тряпочкой предыдущим утром. Просто смешно было бы цепляться за стандарты поведения Филадельфии здесь, в пустыне! Кроме того, ей жарко и она грязная, пришло время навести чистоту.
Делая пробные шаги по усыпанному галькой берегу, Мэдди опустила взгляд и увидела свою полную грудь сквозь тонкую ткань рубашки. Ее охватил ужас, потому что ее ярко-розовые соски ясно просвечивали при полном дневном свете. Она остановилась и взяла себя в руки. Улыбнувшись, она подумала, что сейчас она пребывает где-то между прошлым и будущим, между пристойной леди, которой воспитала ее мать, и живой, страстной женщиной, которая пробуждалась в ней с каждой минутой. Мэдди с трудом подавила тревогу, угрожавшую удержать ее, и позволила себе плыть по неумолимому потоку своей судьбы.
Она знала, что частично обязана своим радостным настроением Лису и магии своей любви к нему, и все же тут действовала сила покрупнее — сила, изменившая всю внутреннюю суть Мэдди.
С детской невинностью она вступила в воду и зашла по пояс. Вода была прохладная и приятно ласкала ее обнаженное тело. Пронзенная горячим светом удивления и радости, она подняла лицо к солнцу, закрыв глаза и наслаждаясь его теплом.
Водопад манил. Мэдди открыла глаза и бултыхнулась в поток, омывающий выступ каньона. Она остановилась, чтобы стянуть мокрую рубашку, бросила ее на берег, распустила грязные волосы и ринулась обратно в воду. Свежий и бодрящий водопад каскадом омывал ее руки, плечи, и, наконец, когда она сделала еще один шаг, все тело Мэдди. Это было прекрасно. Она намылила кожу и любовалась, как вода моментально смывает пену. Когда она подняла руки, чтобы вымыть волосы, она ощутила необыкновенное удовольствие от воды, струящейся по ее открытой груди, животу и бедрам. Сквозь завесу воды Мэдди видела фарфорово-голубое небо, легкий изгиб берега ручья, ястреба, парящего в высоте… и Лиса, стоящего высоко над ней на краю каньона, без рубашки, и пристально смотрящего на нее.
К тому времени, когда Лис закончил собственную баню и вернулся к повозке, Мэдди разложила еду на стеганом одеяле, разостланном на земле. Солнце уже садилось за холмы.
Услышав его шаги, она вдруг почувствовала робость и занялась тарелками и вилками. Она не сожалела о купании, которое очистило ее во всех смыслах этого слова, но в ней поднимались непрошенные инстинкты. Ее щеки запылали при воспоминании о том, что он наблюдал за ней, стоящей под водопадом, она увидела огонь в его глазах, когда забиралась по холму в одной мокрой рубашке.
Зачем было снова с трудом натягивать платье на мокрое тело, когда солнце било по ней, да и Лис уже видел ее полностью обнаженной? И все же идти прямо к нему при полном дневном свете только в одном исподнем, ничего не оставляя воображению!..
