Джудит Росснер - Эммелина
– И тебе тоже станет легче. – Ему было нужно увидеть, почувствовать, что он действует и в ее интересах, но его нужды не вызывали сейчас в ней отклика.
– Нет, – начала она, осторожно взвешивая каждое слово. – С моей работой… действительно все в порядке. Мне иногда случается задуматься и ошибиться, а в целом я справляюсь… Дело не в этом, дело в том… Когда же я вас увижу, если сейчас перейду в шлихтовальную? Сколько мне там придется пробыть?
– Эммелина, – сказал Магвайр, поправляя ей выбившуюся прядь волос, – не говори об этом так, словно я отправляю тебя в тюрьму.
– Но это и будет тюрьма, – сказала она бесцветно. – Вдали от вас, не видя вас, я, конечно, буду в тюрьме.
Слезы навернулись ему на глаза, и она испугалась. У нее и в мыслях не было сделать все еще хуже. А вот теперь она невольно причинила ему боль, а еще считала себя источником радости в его жизни. Забываясь, он не раз называл ее своим единственным светом в окошке, и ведь это и было главным в их отношениях. Приподнявшись на цыпочки, она, утешая, поцеловала его почти так, как поцеловала бы младшего брата, ударившегося и плачущего.
Какое-то время они молчали. Шум станков постепенно стихал по всей фабрике. Шагов на лестнице тоже не было слышно. Все уже разошлись.
– Ну, я пойду, – сказала она.
– Я буду еще усердней, чем прежде, искать возможность увидеться с тобой, – сказал он, имея в виду, конечно же, любовное свидание, а она думала о потребности гораздо более насущной – о возможности каждое утро видеть его лицо, вбирать глазами, одну за другой, все черточки. – Теперь, когда больше не нужно будет тревожиться о тебе целый день, я непременно сумею устроить встречу.
Она укрыла голову не только домашней, но и верхней теплой шалью, хотя обычно не делала этого: до пансиона было недалеко. Но сейчас ей показалось, что, пока они разговаривали, на улице страшно похолодало. Медленным шагом дойдя до двери, она повернулась и пожелала ему спокойной ночи.
– До чего же ты все-таки хороша, – проговорил он и ответ.
* * *Она задержалась так сильно, что Верна не дождалась и ушла. Войдя в пансион, Эммелина сразу увидела, что миссис Басс разговаривает с ее подругой, направляющейся с другими девушками в столовую. Эммелина пошла вслед за ними, хотя впервые за много дней есть совсем не хотелось, а тело было налито свинцовой усталостью.
– Я дожидалась тебя, – сказала Верна.
– Знаю. Я припозднилась.
– А что случилось?
– Расскажу, когда поднимемся наверх. – Если сказать сейчас – даже Верне – о происшедшем, оно сразу сделается невыносимо реальным, думала Эммелина, почти не притрагиваясь к еде.
– Случилось что-то плохое? – спросила Верна.
– Да нет, я просто очень устала.
– Ну, если так, значит, удачно, что нам сегодня все равно не погулять, – усмехнулась Верна. – Кстати, Басс спрашивала меня, где ты. И я сказала, что ты еще в ткацкой.
Эммелина кивнула. Все это уже не имело значения. Больше нечего опасаться, поэтому и мистер Магвайр подошел к ней днем не таясь. Старая ведьма Басс наблюдала за ней и явно заметила, что она чем-то расстроена, но и это теперь уже не имело значения. Единственное, чего ей хотелось, – лечь спать. И как только первые отужинавшие стали выходить из-за стола, она поднялась к себе, сняла башмаки и, даже не раздеваясь, забралась под одеяло, а когда снова открыла глаза, услышала звон церковных колоколов. Наступило воскресное утро.
В первый момент ей показалось, что она дома. Не то чтобы совсем дома, а где-то неподалеку. Во сне ей привиделось, будто уже наступила весна и она на лугу. С кем-то. Но этот кто-то не мистер Магвайр.
Лишь теперь, когда в памяти таким странным образом возникло его имя, она вспомнила и о нем самом. И уже после этого сообразила, где находится и что случилось. Перейти в шлихтовальную! Сев на кровати, она увидела, что Верна одевается. Другие причесывались, и только Хильда сидела, совсем готовая к выходу, и читала.
– Ну, проснулась, кажись. А я аж бояться стала, – сказала Верна, и Эммелина в первый раз за все время расслышала ее деревенский выговор и испытала мгновенное раздражение и желание поправить, как в свое время Хильда поправляла ее саму, но тут же опомнилась и одернула себя.
Постепенно спальня пустела, и только Хильда сидела, все так же уткнувшись в книгу. В последнее время она мало с кем разговаривала, готовясь вскоре оставить Лоуэлл и вернуться в школу – учительствовать. На миг Эммелину пронзило желание, чтобы не Верна, а Хильда была ее лучшей подругой. Так нужно было открыть душу кому-то старшему и лучше разбиравшемуся в жизни, хотя, чем именно ей надо поделиться, она сама не очень понимала. И еще захотелось, чтобы они с Верной пошли не в свою, а в какую-нибудь другую баптистскую церковь, но предлагать это вслух она все же не посмела, по-прежнему почитая грехом неприязнь к какому-либо из пастырей Господних.
Однако, оказавшись в церкви, она порадовалась, что промолчала. Здесь, в привычной обстановке, стало возможным хорошо обдумать все сказанное вчера Стивеном Магвайром.
Вспоминая его слова, она обнаруживала, что они вовсе не так страшны, как ей показалось. Конечно, он отсылал ее, но отсылал в общем недалеко, всего лишь этажом ниже. Конечно, он заявил, будто она мешает ему работать, но ведь причина-то в том, что она ему нравится. Сейчас, во время службы, ей наконец-то стали понятны громадные преимущества, которые даст ей увеличение жалованья. Ведь теперь, может быть, уже в этом году она сумеет купить себе шляпку или наконец на свои деньги запишется в библиотеку. И потом, ведь Магвайр сказал, что будет усердно искать возможность увидеться. А раз так, нужно верить ему. Он называет себя лжецом, но она-то ведь знает, что это не так. Те, кто способен солгать, никогда сами об этом не скажут.
– С понедельника я буду работать на новом месте, – наконец сообщила она Верне, когда они возвращались в пансион миссис Басс. – Перехожу в шлихтовальную.
– А почему так? – спросила Верна.
– Оттуда ушли сразу трое. А заработок там больше. С самого первого дня.
– Надо же, как повезло! – откликнулась Верна. – Вот бы и мне туда. Вместе с тобой.
– Может быть, и удастся устроить. Когда я начну там работать, попробую попросить.
В том, что она сумеет справиться, она не сомневалась. Счастливые деньки прошли, но это вовсе не означало, что она будет плохо работать. Руки у нее ловкие.
Узнав о новости, все стали наперебой поздравлять ее. Сьюзен сказала, что, хотя Эммелина, конечно же, чересчур молода, чтобы стать шлихтовщицей (для этой работы нужны и опыт, и сообразительность), навивальщицей она будет отличной. А со временем, может, сумеет и в самом деле перейти на шлихтование: шанс есть, она ведь уже вон какая высокая. Работу шлихтовщиц должны были выполнять только рослые девушки, потому что требовалось дотягиваться до верхнего края рам – проверять, ровно ли наматываются нити. Эммелина успела еще в Файетте догнать ростом мать, а в Лоуэлле еще вытянулась. Талия старого платья сделалась коротка, корсаж – узок. Если дело пойдет так и дальше, придется расставлять бока в старом домашнем платье, а может, и в том, что сшили перед отъездом.
