Дебра Дайер - Коварная искусительница

– Сволочь, – похититель поднял руку, чтобы ударить ее.

– Не надо, Диксен.

– Дорогая мисс Уэйкфилд, – Холлингтон стучал сложенными вместе пальцами. – Если хотите, чтобы Эндовер был цел и невредим, то вам следует вести себя прилично.

Скрытый смысл сказанного поразил Эмму будто удар кнута. Если она не станет повиноваться своему новому хозяину, то Эндовер заплатит за это.

Холлингтон провел рукой по подушечке из изумрудно-зеленого бархата, на которой он сидел.

– Теперь будьте умницей, идите сюда, – сказал он. Эмма подошла к нему, ноги были ватными.

– Скажите капитану, что пора отплывать, – обратился Холлингтон к Диксену.

Страх сковал девушку, когда она вспомнила, что Рэдберн говорил о ее покупателе. Холлингтону нравится жить в таком месте, где никому нет дела до того, что где-то кто-то кричит.

Мартин Холлингтон изучал ее. Его взгляд скользнул по распущенным волосам, голубому муслину ее платья и опустился к носкам ее черных туфель. Он не трогал Эмму, но ей казалось, что его руки ощупывали ее тело. Комок застрял у нее в горле.

– Очень мило. Я теперь понимаю, почему Эндовер проявил к вам интерес. – Холлингтон посмотрел мисс Уэйкфилд прямо в глаза. Неприкрытая похоть была видна в его взгляде. – Сорвал ли он этот нежный цветочек или нет? Просто кивните.

Эмма застыла на мгновение в нерешительности. Она не знала, как ответить. Если бы она солгала и сказала, что Эндовер был ее любовником, то Холлингтон потерял бы интерес к ней. Но он также мог убить их обоих.

– Давайте, мисс Уэйкфилд, скажите, испортил ли вас Эндовер или нет. Вы с ним спали?

Эмма покачала головой.

Улыбка зазмеилась на губах Холлингтона. Он поднялся и подошел к девушке. Пряный запах дорогого одеколона окутал Эмму.

– Вы заметили, что над постелью висит колокол, а к нему привязана веревка? – спросил он.

Эмма посмотрела на кровать, встроенную в одну из ниш. Перед ней висел выкрашенный в изумрудный цвет колокол, к язычку которого была привязана золотая кисточка. Ужас охватил Эмму, когда она подумала о том, что сделал бы с ней этот человек на столь изящном ложе.

– Если вы будете хорошо себя вести, то мне не придется звонить в колокол и вызывать одного из моих людей. Если же вы не будете слушаться меня, это очень плохо кончится и для вас, и для Эндовера. – Холлингтон схватил Эмму за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. – Надеюсь, мы поймем друг друга?

Эмма не ошибалась: его взгляд был холоден как лед. Этот человек мог убить и наслаждаться, наблюдая за агонией жертвы. Эмма должна была найти способ сбежать, иначе ни она, ни маркиз не выживут. Она покорно кивнула.

Он провел рукой по ее растрепанным волосам. Прикосновение Холлингтона, нежное, словно лепестки розы, так контрастировало с холодным взглядом.

– Мне всегда нравились женщины, которые знают, как надо себя вести, – произнес он.

Эмма осматривала каюту, пока Мартин развязывал ей руки и вынимал кляп изо рта. Если бы пол не качался под ней, она бы подумала, что – находится в спальне богатого дома в Лондоне. Каюта была шириной с корабль и длиной по крайней мере с четверть судна. Изумрудный бархат, которым были обиты стулья и под которым скрывался альков, где была кровать, говорил о богатстве и изысканности.

Уголки рта Эммы болели от кляпа. Ее запястья, натертые веревкой, горели. Но она отказывалась демонстрировать этому человеку хоть какие-то признаки слабости. Вместо этого она смотрела Холлингтону прямо в глаза.

– Я думаю, что вы быстро очаровываете женщин. Я не могу понять, почему же вы опустились до такой низости, как похищение? – спросила девушка.

– Когда женщина легко достается, то это неинтересно, – Холлингтон поднял прядь волос и стал играть с ней, пропуская сквозь свои длинные пальцы. – Судя по вашему взгляду, с вами будет нелегко. Если бы я приказал привести сюда Эндовера и четвертовать его перед вами, то вы бы набросились на меня как тигрица. Но вместо этого вы будете сопротивляться без применения силы.

– Для вас это просто игра, в которой главное – власть. Вам нравится держать людей под контролем, – сказала Эмма Холлингтону.

– А вы все прекрасно понимаете, мисс Уэйкфилд, – он приподнял свои темные брови и посмотрел на нее слегка удивленным взглядом.

– А вас легко понять, мистер Холлингтон, – Эмма отвернулась от него и пошла по направлению к письменному столу, стоявшему с противоположной стороны от кровати. Надежда не подвела ее: на столе рядом с пресс-папье в форме лошади лежал нож для вскрытия писем. Тонкое лезвие поблескивало в свете свечей.

– А Эндовера тоже легко понять?

– Большинство мужчин легко понять. Они не так сложны, как женщины. – Эмма повернулась, села на край письменного стола и убрала руки за спину, будто бы она решила отдохнуть, а сама же пыталась достать нож для вскрытия писем. – К примеру, вы используете меня как пешку в своей игре с целью отомстить Эндоверу.

– Вы действительно очень догадливы, у меня особые планы насчет Эндовера.

– Вы собираетесь убить его?

– Вовсе нет, – он тихо рассмеялся. – От того, что мучаешь мертвого, – никакого удовольствия.

– Он вам не нравится лишь потому, что он был против вашего брака с его сестрой? Или вы не любите его по другой причине? Может, вам не дает покоя его явная мужественность?

– Его явная мужественность? – Холлингтон уставился на Эмму. – И почему же она не дает мне покоя?

– А потому, что по сравнению с вами маркиз более мужественен, – пальцы Эммы нащупали пресс-папье. – Вы чувствуете, что стоите ниже его?

– Ниже его? – Холлингтон двинулся к девушке. На лице его было написано удивление. – И кто же сейчас играет в игру, мисс Уэйкфилд? На что вы надеетесь? Рассердить меня окончательно?

Он встал перед Эммой так близко, что его ноги соприкасались с подолом ее платья.

– Мне кажется, что вы сердитесь, – сказала она. – Вы недовольны своей жизнью.

– Недоволен? – Холлингтон поднял темно-синюю ленту, находившуюся в середине неглубокого выреза платья Эммы. Он медленно дернул ленточку и развязал бант. – Сейчас, может быть, и недоволен. Но скоро буду.

– Вы хотите заставить меня служить вашим удовольствиям, – Эмма провела пальцами по холодному серебристому лезвию ножа. Страх, опасение и надежда смешались в ее душе, отчего сердце девушки бешено билось. – А мне кажется, что ложиться в постель с женщиной, которая желает вас, гораздо приятней.

– А вы меня и возжелаете, – Холлингтон положил ей руки на грудь и скользнул подушечками пальцев к соскам. От его прикосновения по телу Эммы пробежал мороз. – Следить за тем, как вы боретесь со своими основными инстинктами, – тоже часть наслаждения. Вы видите, что страсть мало к чему относится, кроме чисто физических воздействий. Я узнал это от мачехи, будучи в весьма нежном возрасте.