Блэйн Андерсен - В сладостном плену
— Бретана…
— Не произноси моего имени! Отец предупреждал меня, что ты стремишься к богатству, а не к любви, однако до сих пор я ему не верила.
— Тогда это было правдой…
— Это правда и сейчас. Не оскорбляй меня новой ложью.
— Нет, я больше не лгу. Умоляю, выслушай меня.
Он увидел горькие слезы, текущие из-под плотно закрытых век Бретаны, и понял, что она больше не хочет видеть его.
— Я должен сказать тебе правду. Сначала ты была для меня просто грузом, средством заработать деньги, а тогда, на острове Эйнара, я и вправду замыслил сделать тебя своей женой. Хаакон обошелся со мной подло и пробудил во мне жажду добиться справедливости с помощью денег Магнуса. Правда и то, что на эти деньги я хотел собрать силы против Хаакона. Но без тебя всякая победа теряет смысл. Да, мои планы не делают мне чести, но, один Бог свидетель, я отказываюсь от них, если ты будешь со мной. Мы уедем куда хочешь, далеко-далеко отсюда, куда только влечет тебя сердце. Мне не нужны ни корона, ни богатство, я хочу только тебя.
Торгун не отваживался прикасаться к ней, зная, что она этого не вынесет, и поэтому благоразумно стоял на месте, пока Бретана сама не повернулась к нему. Сердце Торгуна упало, когда он увидел ее лицо, полное отчуждения.
Все то время, пока Торгун произносил свой горький и страстный монолог, Бретана кусала нижнюю губу, частично потому, что хотела сдержать обуревавшую ее ярость, а частично из-за желания сдержать душившие ее слезы.
— Лжец! С какой стати я должна верить тебе сейчас? Даже если ты говоришь правду, что еще ты можешь предложить? Если я уеду с тобой, то откуда мне знать, что после женитьбы ты не отошлешь меня обратно к Магнусу? Если я вернусь к нему, он вряд ли откажет мне в поддержке, а ты не потеряешь ничего.
Видя растущее в глазах Бретаны выражение безразличия, Торгун начал испытывать несвойственное ему чувство гнева.
— Да будь они прокляты, эти деньги! Тебя и только тебя я хочу, я знаю это теперь. Иначе зачем мне предлагать тебе уезжать со мной отсюда? А если бы все дело было в состоянии Магнуса, то разве не глупо с моей стороны просить тебя отказываться от него таким образом? Мы можем уехать и начать новую жизнь, без всякого лукавства и обмана. Да, я принес тебе много горя, но не навлекай на нас обоих еще большие несчастья, отказываясь от нашей любви.
Торгун протянул руку, чтобы коснуться влажной, покрасневшей щеки Бретаны, но не успел он сделать и шагу, как она отпрянула назад и с поразительной силой ударила его.
— Тебе не удастся меня одурачить. Ты думаешь, зная все это, я могу быть с тобой? Как я могу позволить тебе обнимать себя и обладать мной, а сама в это время думать о том, что ты все дальше и дальше устремляешься от меня прочь, туда, в мир твоих драгоценных прирожденных прав? Не хочу тебя больше видеть! — Бретана еще раз повторила эту фразу, с ударением произнося каждое слово. — Никогда! Оставь меня! Немедленно!
Торгун стоял, до глубины души потрясенный всем происшедшим, и почти полностью лишился самообладания. Лицо его выражало смешанное чувство растерянности и горя. Он знал, что во всем виноват он один, со своей жадностью и слепотой. Его двуличность и привела к такому жалкому результату, и он не знал, как исправить положение.
Торгуй никогда не был склонен к сомнениям в себе или критике своих поступков, но вот теперь, стоя лицом к лицу с Бретаной, он испытал это.
Видя его нежелание уходить, Бретана еще раз повторила:
— Оставь меня, — а затем повернулась к нему спиной и выжидающе замолчала.
Торгун знал, что выбора у него нет. Может быть, потом Бретана и передумает, но сейчас у него нет слов, чтобы оправдаться в ее глазах, — он медленно пошел к двери.
— Я действительно люблю тебя, — произнес он тихо и спокойно.
При этих словах Бретана, не в силах больше владеть собой, разразилась громкими рыданиями.
Глава 16
— Да падет на твою голову проклятье Одина! В глубоком раскатистом голосе Торгуна, которым он произнес эти слова, звучало нескрываемое отвращение.
Хаакон повернулся к брату и безучастно посмотрел на него.
— Немного вина, брат? В ознаменование моей помолвки, как ты сам понимаешь.
Стоя перед своим единоутробным братом, волосы которого были темного цвета, Торгун подумал о том, что несходство внешности отражает гораздо более глубокие различия их характеров. Он едва мог поверить тому, что в их жилах течет одна и та же кровь.
О, как легко он мог бы убить его. Один быстрый взмах меча — и нет больше на его лице этой ухмылки. Рука Торгуна уже легла на золоченую рукоять и крепко сжала ее. Огромным усилием воли он подавил вспыхнувшую в нем ярость.
— Тебе мало было украсть мое право первородства, так ты еще отбираешь у меня и невесту. Хаакон засмеялся гортанным смехом.
— Ну да. А как же иначе я смогу насладиться ее роскошным телом?
Этого издевательства Торгун перенести уже не смог и без предупреждения бросился на Хаакона. Его более низкорослый и менее атлетически сложенный братец и глазом не успел моргнуть, как кулак Торгуна сбил Хаакона с ног. Но еще до того, как тот упал, Торгун правой рукой успел схватить его за ворот плаща.
— Как расстроился бы отец, видя тебя сейчас. Торгун чувствовал, как Хаакон мелко дрожит, и этот очевидный страх доставил ему удовольствие.
— Ты присоединишься к нему в Валгалле, если не уберешь своих грязных лап с моей шеи, — прошипел Хаакон.
— С радостью, — улыбнулся Торгун, но глаза его по-прежнему горели вулканическим огнем непредсказуемых намерений. После того как он все же отпустил брата, тот со стоном уселся прямо на пол.
— Она не будет твоей.
Решительно произнося эти слова, Торгуй мысленно умолял Одина сделать, чтобы так оно и было, но при этом не позволил Хаакону уловить и тени сомнения в своем голосе.
Хаакон задумчиво поднял одну бровь.
— Может, она и не выберет меня, но женой моей все же будет. И в свое время твоя сладчайшая возлюбленная узнает, как знаю это я, что мой единоутробный брат — всего лишь расчетливый вор, который хочет украсть у меня трон.
— Магнус не отдаст дочь против ее воли. Торгуй с такой силой ударил кулаком по столу, что на пол упали и рассыпались свежие фрукты и пролилась наполовину полная чаша вина.
Хаакон почти не обратил внимания на произведенный шум и постарался успокоиться, чтобы Торгун не заметил его растущего страха.
— Магнус имеет право распоряжаться ей по своему усмотрению. Она обещана мне, и через две луны будет ею.
— И это произойдет, само собой, после церемонии ее официального введения в права наследницы Магнуса, — чуть слышно и скорее для самого себя прошептал Торгуй. — Ведь тебе она не нужна без своего состояния. — Он пристально смотрел на Хаакона глазами, в которых горел огонь искушения. — Я люблю ее, а это нечто такое, что такому, как ты, почти неведомо.
