Джил Грегори - Холодная ночь, пылкий влюбленный
«Это ничего не меняет в наших отношениях!» Так сказал Куинн. Но теперь-то, после того, что произошло, он не может так думать. После того, что они испытали только что вместе — эту страсть, это желание и любовь? Разумеется, он должен чувствовать что-то похожее на то, что чувствует она сама, — пробуждение, ощущение возможности перемен в их отношениях.
— Куинн! — прошептала Мора это имя в темные густые спутанные волосы у него на груди, и ее губам стало щекотно.
— Да?
— Я думаю, мы только что по-настоящему поженились, и теперь это наш настоящий дом.
— Можно так сказать.
— Это была… настоящая брачная церемония.
— Согласен, черт побери, ангел. — Куинн усмехнулся и поцеловал ее в макушку.
— Я думаю, мне понравится здесь, в Вайоминге, — сказала Мора мечтательно. — Эта земля, наш уютный домик — это что-то особенное, правда? Кажется, он будет для нас настоящим домом.
Ее слова упали в темную дыру молчания. Куинн, только что живой и теплый, окаменел.
Мора ощутила, как у нее в горле застрял комок, и недоброе предчувствие охватило ее.
— Куинн? — с тревогой спросила она.
Он сел на постели и отодвинулся от нее. Мора почувствовала, что он всматривается в полумрак комнаты, и холодок пробежал у нее по спине.
— Да, так и будет, Мора, — сказал он настороженно. — Для тебя и ребенка. Точно так, как мы и задумали.
Ее сердце застыло.
— Но… не для тебя? — прошептала Мора.
— Я сказал тебе. — Его серые глаза смотрели прямо на нее, и она с тревогой заметила, что в них еще сохранилось былое тепло, но непреклонность и неумолимость уже вытесняли его. Куинн коснулся ее руки, его пальцы слегка задели ее пальцы. — Я не могу остаться здесь. Я не могу усидеть на месте, Мора. Мысль о том, чтобы осесть где-то, остепениться… — Его голос звучал громче и увереннее. — Мысль об этом мне просто невыносима.
— Я знаю. Но я думала, что… — Она не договорила, слова оборвались. Предчувствие беды охватило ее. Ничего не изменилось. Все точно так, как он предупреждал. Почему, с какой стати она вообразила, что Куинн Лесситер вдруг начнет думать и чувствовать по-другому?
«Потому что ты дура. Дура, что влюбилась в него. Ты хочешь больше, чем он может дать тебе, — беспомощно думала Мора, а ее сердце, казалось, рвалось в клочья. — Он был и всегда будет мужчиной, которому наплевать на то, что хочешь ты: на уютный дом, семью, жизнь, которую строят вместе мужчина и женщина; дни и ночи, заполненные смехом и любовью…»
— Все в порядке, — сумела она выговорить без дрожи в голосе. Но внутри у Моры все оборвалось. — Наше… соглашение остается в силе, — спокойно сказала она. — Ты будешь приезжать и уезжать, когда тебе вздумается. Я никогда не буду даже пытаться привязать тебя к дому или связать тебя чем-то по рукам и ногам.
Он погладил ее тонкие пальцы. Она услышала неприветливость и облегчение в его голосе:
— Рад, что между нами нет никаких недоразумений.
— Н-нет. Никаких. Вообще никаких, — уточнила Мора.
— Если понадоблюсь тебе или ребенку, я приеду по первому зову. Даю тебе слово, Мора.
Слово. Но не любовь. Не его любовь.
Мора отвернулась, пытаясь остановить слезы, не дать им выкатиться из глаз, скрыть свою боль, которая раздирала ее душу, словно хищник когтями. Она устало прижа-1Qa лась щекой к подушке.
— Поспи немного, ангел. Уже почти утро на дворе.
Сидя рядом с Морой, Куинн нахмурился и натянул одеяло на ее обнаженные красивые плечи. Он проклинал себя за то, что снова занялся с ней любовью, за то, что утратил самообладание и попал в такую передрягу.
Это должно быть в последний раз. В самый последний раз. Ему надо выбросить ее из сердца прямо сейчас, после нынешней ночи. Он был уверен, что так и будет. Почти уверен.
Если бы только она не погналась за ним к ручью, если бы из-за нее они не свалились в ледяную воду, ничего такого никогда не случилось бы.
Ну ладно, в будущем подобное не повторится. Ни за что на свете. Она такая желанная, такая дерзкая, такая красивая. Если он не хочет попасться в ее сети, оказаться у нее на коротком поводке, ему надо убираться отсюда поскорее и подольше не возвращаться.
Что ж, так и будет, черт побери! Ждать осталось недолго. Как только на ранчо все наладится, пойдет по накатанной колее и он будет уверен, что банда Кэмпбеллов не вернется, только его здесь и видели. Ждать осталось недолго. Он потерпит еще немного.
Глава 21
Вайоминг утопал в цветении апреля. С каждой неделей все вокруг становилось ярче и пышнее. То же происходило с домом, навесом и сараем на ранчо Куинна. Строения, которые прежде выглядели обветшалыми и унылыми, уже были починены, покрашены, расширены, и теперь ранчо приобрело надлежащий вид. К началу третьей недели апреля загон почти достроили, землю у сарая расчистили под другой загон.
Куинн работал не покладая рук, от рассвета до заката. Он нанял еще пару работников на полный рабочий день, а кроме того, Лаки Джонсона.
Лаки, как оказалось, вырос на ранчо в Канзасе. Он был сыном старшего надсмотрщика и знал почти все о лошадях и коровах.
Хотя парень по-прежнему любил прихвастнуть и ни с того ни с сего мог взбрыкнуть, скоро каждому стало ясно, что он боготворит Куинна Лесситера. Единственный из всех, Куинн, казалось, этого не замечал. Когда Мора ему сказала, что Лаки подражает даже его манере носить шляпу, что он купил себе серебряную бляху на пояс почти такую же, как у Куинна, и стал щуриться, как он, тот лишь молча пожал плечами.
— Ну и что? Кому это мешает? Пока делает свое дело хорошо, пускай работает. Если начнет отлынивать, я быстро его выгоню. Он и глазом моргнуть не успеет, если что пойдет не так.
Но Мора подозревала, что ее муж дает поблажку молодому нахальному парню. Он приказывал Лаки так же, как и другим работникам на ранчо, но старался не ущемлять его гордости. Он дал Лаки работу, хорошо платил ему и кормил три раза в день.
Однажды в полдень, примерно за неделю до майских празднеств, Лаки повез Мору в город, чтобы она запаслась консервами, мукой и яйцами, а также присмотрела себе туфли к своему прекрасному шелковому платью.
Нелл выставила на прилавок две пары туфелек. Одни без задника, цвета сливок, с кружевными желтыми лентами, которые точь-в-точь подходили к ее платью, и простые черные, с открытым носком и с черными пуговицами. Черная обувь гораздо практичнее, Мора это понимала, — на ней не видно грязи, но туфельки сливочного цвета так ей понравились, что она долго держала их в руках, в задумчивости воображая, как идеально они подойдут к ее платью.
