Жюльетта Бенцони - Мария — королева интриг
Элен знала это. Не догадываясь о чувствах своей служанки к Холланду, Мария непрерывно делилась с ней своими планами по поводу будущих отношений Анны Австрийской с Бекингэмом и этой своей любви, наивно утверждая, что никогда ничего подобного не испытывала. Не имея равных в кокетстве, она не скупилась на улыбки своим многочисленным воздыхателям, вкладывая в них один-единственный смысл: внушить Генри чувство ревности и преуменьшить значение их отношений в глазах своего супруга. Элен страдала от этого, как и от того, что былая привязанность к герцогине мало-помалу уступала место жгучей ревности с тех пор, как в жизни обеих появился неотразимо соблазнительный англичанин. Кроме того, она боялась оказаться между ними в доме, где он был хозяином.
Когда они прибыли к нему, близился вечер, но жара все не спадала. В воздухе ощущалось приближение грозы, было почти нечем дышать, но в саду благоухали розы, и в доме елизаветинской эпохи царила приятная прохлада. Мария, быть может, впервые с начала беременности почувствовала усталость. Ее бледность и круги под глазами вовсе не были последствиями ночных утех. Она попросила у Холланда, встречавшего их на пороге, позволения немедленно удалиться в свою спальню. Она также не намерена была спускаться к ужину. Он забеспокоился и предложит пригласить доктора, но она с улыбкой ответила:
— Не терзайтесь: это значит всего лишь, что мой час близок. Я вовремя уехала из Лондона. Там нечем было дышать, а от реки исходило невыносимое зловоние. А здесь такой воздух! — добавила она, морща свой милый носик, чтобы лучше почувствовать ароматы сада.
Само собой разумеется, ей была отведена самая лучшая спальня, но Элен была приятно удивлена, когда гувернантка Холланда распахнула перед ней дверь соседней комнаты, не столь просторной и роскошной, но совершенно изолированной. Между тем в спальне мадам де Шеврез установили кровать для Анны, ее первой камеристки. Таким образом, Элен было гарантировано некоторое уединение, и вместе с тем она находилась рядом со своей госпожой. До сих пор она всегда занимала комнату, сообщающуюся со спальней Марии, и не могла незаметно прийти или уйти. Теперь же она чувствовала себя просто обычной гостьей.
Это ощущение свободы все еще не покидало ее, когда Мария после краткого туалета и легкого ужина в постели отослала горничных, сказав, что она действительно устала и хочет спать. Элен была не голодна и решила прогуляться среди клумб с розами, позади которых длинная пологая лестница вела к Темзе, омывавшей зеленые берега.
Из-за облаков, покрывавших небо, казалось, что стемнело раньше обычного. Приближалась гроза, но девушка продолжала свою неспешную прогулку, наслаждаясь одиночеством в столь очаровательном месте, каким оказался дом Генри. Позади нее едва освещенный замок покоился в полутьме, словно охраняя покой гостившей в нем дамы. Элен знала, что себе Холланд оставил лишь малую часть замка. Прислонившись к старому дереву, она попыталась угадать, где расположены его покои. И внезапно он оказался перед ней.
Он появился ниоткуда, как и тогда, на старой улочке острова Ситэ, густая трава, очевидно, приглушила звук его шагов. Его высокая фигура заслонила собой стоявший на удалении замок.
— Близится буря, — проговорил он. — Вы не боитесь? Действительно, откуда-то с запада донеслись слабые раскаты грома.
— Ни грома, ни бури. В моей родной Бретани это обычное явление. К тому же этот сад такой красивый, что мне захотелось пройтись. Госпожа герцогиня спит, так что у меня есть немного свободного времени. Я решила им воспользоваться…
— Возьмите меня под руку, я поведу вас. Здесь полно кротовых нор, приводящих в ужас моих садовников. А женские лодыжки такие хрупкие.
Она с замиранием сердца согласилась, испытывая ощущения, подобные тем, которые охватили ее при их первой встрече, когда он провожал ее в Лувр, и как и в тот раз, сначала они шли молча. Это было словно во сне, если бы громовые раскаты не слышались все отчетливые.
— Я счастлив, что мой сад нравится вам, — тихо произнес Генри. — Я так хотел вам его показать!
— Мне?
— Вам. Возможно, вы удивитесь, но, предложив мадам де Шеврез рожать здесь, я думал именно о вас. Не ее, а вас я хотел пригласить в свой дом. По правде говоря, я не слишком надеялся, что это случится: нужно быть Шеврезом, чтобы позволить собственной жене прямо у себя под носом отправиться рожать к любовнику! Особенно когда речь идет о ребенке, в отцовстве которого он не вполне уверен!
— Неужели?
— Честно сказать, не знаю, — непринужденно рассмеялся Генри. — Посмотрим, на кого будет похож этот ребенок. Ну, довольно о них, Элен, и не портите мне этот восхитительный момент, которого я уже не надеялся дождаться и которым теперь хочу насладиться в полной мере.
О, какое божественное ощущение! Элен чувствовала, как от ласкающего голоса Генри ее израненное сердце успокаивается, распускается, точно цветок, который после долгой засухи оросила свежая вода! Холланд вдруг остановился под цветущей аркой одной из беседок, повернулся к девушке и взял ее за локти:
— Мы здесь одни, Элен! Впервые действительно одни, ибо здесь мой мир, и никто не посмеет меня здесь разыскивать. Поймите же наконец, что я люблю вас!
— Вы любите меня? Я думала, что вам не знакомо это слово!
— Оттого что я никогда не произношу его? Оттого что я никогда не говорил его ей? — он кивнул в сторону замка. — Но вам я мог бы бесконечно повторять его! Я люблю вас, я вас люблю! Я хочу, чтобы вы убедились в этом.
Сильнейший раскат грома ударил прямо над ними, заставив Элен вздрогнуть, и в этот момент Генри притянул ее к себе. Она прижалась к его груди. Когда небо осветила вспышка молнии, губы их соединились. Она позабыла обо всем, включая и потоп, обрушившийся на них, но ничуть не ослабивший их объятия. В считанные секунды они вымокли до нитки, но это как будто их не касалось. Крепко прижавшись друг к другу, они напоминали дерево в грозу. Однако последнее слово осталось за водой.
— Пойдемте же! — решил наконец Генри и, не дожидаясь ответа Элен, поднял ее на руки и побежал к дому.
В свете канделябров, освещавших пустую прихожую, Элей потребовала, чтобы Генри опустил ее на пол, но он лишь прижал ее крепче к себе и поднялся по лестнице, по-прежнему не встретив ни одной живой души. Большой дом в этот вечер походил на какой-то волшебный замок, в котором двери открывались сами собой, как во сне. Когда Генри наконец поставил ее на ноги, Элен обнаружила, что они в ее спальне, но комната выглядела совсем не такой, какой она оставила ее. Парфюмированные свечи горели у изголовья уже приготовленной постели. В малахитовой вазе лежали фрукты, рядом стоял графин золотистого вина и хрустальные бокалы… Несмотря на полную неги атмосферу, Элен почувствовала страх и оттолкнула руки Генри, начавшие расстегивать ее мокрое платье…
