Алисса Джонсон - Леди-наследница
И поэтому обидел ее неосторожными словами. Она не отступила, но он видел, как она съежилась у него на глазах, что мгновенно остудило его пыл.
Он приостановился перед своей комнатой и хотел выпить еще, но поборол соблазн и открыл дверь. О, Он намерен выпить еще и не один раз, но перед Уиннифред предстанет трезвым.
Он нашел ее там — стоящей посреди комнаты. Не в силах заставить себя встретиться с ней взглядом, он занялся запиранием двери. Когда увиливание не помогло успокоить грызущее ощущение в животе, Гидеон сдался и отнес бутылку на маленький письменный стол, чтобы налить выпить. От двух порций едва ли запьянеешь, рассудил он. Разве что немного осмелеешь.
— Почему вы не садитесь, Уиннифред?
— Я сегодня уже насиделась, благодарю.
Гидеон одним глотком опрокинул в себя спиртное, шумно выдохнул и повернулся к ней. Она не выглядела ни рассерженной, ни оскорбленной. Она выглядела душераздирающе уязвимой и… очень, очень решительной.
— Вы демонстрируете бесконечное терпение, — мягко проговорил он. — Вам следовало бы залепить мне пощечину, и дело с концом.
Она неуверенно улыбнулась:
— Соблазн был. Но вы и без того выглядели здорово пришибленным. Я не бью лежачего.
Он поставил пустой стакан.
— Даже когда он этого заслуживает?
— Никто этого не заслуживает.
— О, такие есть, — заверил он. И то, что она этого не знает, только еще резче обозначило различие между ними. Ей не следует быть здесь, подумал он. А он не должен втягивать ее еще глубже в мерзость своего прошлого. — Я прошу прощения за свое поведение. Нет оправдания…
— Я приму ваше извинение. — Она не дала ему закончить и, к его смятению, пересекла комнату и встала перед ним. — Если вы расскажете мне, что привело вас в такое состояние.
Он покачал головой и внезапно пожалел, что стол стоит у стены. Некуда отступить.
— Сожалею.
— Вы это уже говорили.
— Я очень ценю вашу заботу и ваше терпение, Уиннифред, но… — Не задумываясь, Гидеон схватил ее за руку, когда она в явном расстройстве хотела отвернуться от него. — Я не хотел, чтобы это прозвучало так, будто я вас прогоняю. Я признателен вам за заботу, правда. Но сны…
Ему придется что-то ей рассказать, осознал Гидеон. Глупо и эгоистично ждать, чтобы она ушла сейчас с очередным его извинением и уверткой. Он отпустил ее и сжал руку в кулак.
— Вы правы, — услышал Гидеон свой голос. — Мне снится война.
Уиннифред снова кивнула.
— Сон каждый раз один и тот же?
— И да, и нет. — Он не знал, как объяснить. Он никогда раньше не пытался. — То же сражение, те же… — Те же мальчишки. Слова повисли на кончике языка. Он не дал им сорваться. — Те же люди. Тот же день. Но сны меняются.
— Это то сражение, в котором вы были ранены?
Он покачал головой и ухватился за возможность сменить тему.
— То было несколькими месяцами раньше, в небольшой стычке у побережья Испании. Потребовалось шестеро матросов, чтоб вытащить меня из-под нока.
Она склонила голову набок.
— Вы как будто гордитесь.
— Да, своими людьми. — По крайней мере эту историю он может рассказать. — Они спасли меня в гуще сражения. Лорд Эммерет одной рукой поднял нок, а другой вытащил пистолет и выстрелил… У меня были отличные люди.
— Как-то это не похоже на небольшую стычку.
— Такой она была в масштабах всей войны.
— А сражение, которое вам снится? — мягко спросила она. — Каким оно было в масштабах всей войны?
— Незначительным столкновением. — В его жизни оно было всем.
— А люди, о которых вы говорили, они погибли в сражении?
— Да.
— А вам они были дороги?
Следующие слова вырвались у него помимо воли:
— Должны были быть.
У нее между бровями залегла морщинка.
— Я не понимаю.
Ей и незачем, подумал он. Нельзя просить Уиннифред понять. Он покачал головой:
— Возможно, в другой раз, Уиннифред.
Он ждал, что она станет возражать, но она удивила его, шагнув ближе и приложив ладонь к его щеке.
— Мне очень жаль, Гидеон.
Он хотел отвести ее руку, но поймал себя на том, что вместо этого держится за нее. Уиннифред смотрела на него с такой добротой, с таким пониманием…
Каким сильным, невыносимо сильным было искушение утонуть в этих мягких янтарных глазах. Если б он не думал ни о чем, кроме этого, ни о чем, кроме ее красоты, то привлек бы ее ближе. Мог наклонить голову и накрыть ее теплый рот своим. На какое-то время он мог бы забыть обо всем, кроме нее.
Было бы проще, если б она возражала. Если б спорила.
Неимоверным усилием воли он отстранил ее руку от своего лица, мягко сжал и отпустил.
— Мне тоже жаль.
«Что же произошло в том сражении?»
«Что ты видел сегодня у моста?»
«Кого ты потерял?»
Вопросы один за другим проносились в голове Уиннифред, но она безжалостно отбрасывала их все. Она пришла в комнату к Гидеону, полная решимости узнать наконец, что же так мучает его, и узнала. Ему снится война и люди, которые сражались с ним рядом. Для одной ночи этого достаточно.
Время и труд, напомнила она себе.
И все равно она на секунду замешкалась, прежде чем повернуться и направиться к двери. От работы она никогда не увиливала, но вот ожидание всегда ей давалось нелегко.
— Уиннифред…
— Да?
Она обернулась и увидела, что Гидеон смотрит на нее твердым, немигающим взглядом.
— Спасибо, — мягко сказал он. — Вы тоже мне дороги.
Она тихо выдохнула, улыбнулась и вышла.
Сегодня она рискнула, проникнув в его комнату и в его тайну, но то, как запело ее сердце от этих нескольких простых слов, сказало ей, что риск того стоил.
Глава 23
На следующее утро Уиннифред вышла на ступеньки постоялого двора и обнаружила, что кареты и верховые готовы и ждут, а Гидеон сидит на маленькой каменной скамейке во дворе. Большая лохматая псина с хвостом-обрубком и висячими ушами каталась у его ног. Гидеон наклонился и почесал собаке живот.
— Вы не можете забрать его домой! — крикнула она, спускаясь к нему по ступенькам.
Он выпрямился и посмотрел на нее, прищурившись от солнца.
— Доброе утро, Уиннифред.
— Доброе утро. — Она села с ним рядом и потрепала собаку по голове, когда та встала и ткнулась носом ей в ноги. — Как вы себя чувствуете сегодня?
Он криво улыбнулся:
— То же самое я хотел спросить у вас.
— Не так хорошо, как вчера утром. — Эйфория вернулась, но уже заметно уменьшилась. — Но без сомнения, лучше, чем будет сегодня днем.
— Мы будем часто останавливаться. Сколько пожелаете.