Виктория Александер - Брачный контракт
Вероятно, никогда. Поначалу боль была острой, словно в грудь вонзили нож, но постепенно она притупилась, только ныло сердце. Пандора подозревала, что ей придется жить с этой болью всю жизнь.
Она передернула плечами. Что суждено, то суждено.
Она будет нести этот крест, если понадобится, всю оставшуюся жизнь.
Оставшуюся жизнь? Ха! Она подошла к шкафу и сдернула с вешалки еще одно платье. Какая жизнь? Ее репутация безнадежно испорчена, будущее туманно, надежды на счастье призрачны. Без Макса она, вероятно, никогда не будет счастлива.
Нельзя сказать, что она была счастлива сейчас. Поразмыслив об этом, Пандора поняла, что перестала быть собой с того момента, как они впервые встретились. От се обычных манер не осталось и следа, она стала меланхоличной, неловкой и неуверенной. И такой она совсем не нравилась себе.
Ее внезапно охватил гнев на себя. Как Макс сумел довести ее до такого состояния? Как он сумел воспользоваться тем прекрасным моментом ради своей эгоистичной цели?
Он действительно мерзавец, негодяй и чудовище в самом худшем значении этих слов.
Она с яростью сунула платье в чемодан, словно именно оно было виновато в ее бедах. По правде говоря, она виновата не меньше, чем Макс. Если бы она не была такой глупой! Если бы она имела голову на плечах и не слушалась своего сердца!
Если бы она не влюбилась.
А теперь ей предстоит бежать. Она прекрасно понимала весь идиотизм своего поступка. Ведь есть другие способы избежать брака с мужчиной, который не любит тебя, но она не может думать о них сейчас. Осталось слишком мало времени. Она не сомневалась, что Макс справится с двумя последними заданиями.
Нет, она не станет послушно подчиняться судьбе! Если ей суждено оставшуюся жизнь быть несчастной и одинокой, пусть уж она сама выберет путь на свою Голгофу, И в ближайшие несколько часов она сделает первые шаги по этому пути.
Дороги назад уже не будет.
Глава 22
СТАВКИ РАСТУТ
Что еще задумал Лори? Если он опять будет мешать, придется поколотить его, невзирая на их дружбу.
По оконному стеклу барабанил дождь — погода под стать его настроению.
Он откинулся на спинку кресла, стоявшего перед письменным столом, и снова прочел записку, которую час назад ему вручил дворецкий.
Мои дорогой Макс!
Я решил предпринять путешествие, о котором мы говорили, хотя и не собираюсь отправляться к дальним берегам.
Шотландия больше меня не манит. Не знаю, когда вернусь, может, через пять месяцев, может, через пять дней. На этом игра заканчивается.
Во-вторых, я решил, что ты прав. Брак не ловушка, если правильно подойти к нему. Мое прежнее отношение к женитьбе было лишь уловкой — шутка, которую я играл сам с собой, чтобы оттянуть неизбежное.
Странно, как мы обречены повторять ошибки прошлого!
Хотя, должен признаться, я бы предпочел лежать в собственной ванне, что особенно хорошо в это время года, и размышлять о поступках шалуний и других привлекательных натур и таким образом сбежать от самого себя.
Прости, что покидаю тебя в этот час, но у меня нет другого выхода. Пишу тебе, так как понял, что нужно следовать собственным путем, хотя, между нами, я ожидал такого скорее от тебя, чем от себя.
Твой Лори.
Макс нахмурил брови. Что за бессмыслица? Зачем Лори куда-то уезжать? И зачем он прислал эту загадочную записку? К тому же почерк был гораздо более аккуратный, чем обычные каракули Лори, а некоторые слова как бы выделены.
Внезапно дверь в кабинет без предупреждения распахнулась, и, словно дожидаясь этого мгновения, прогремел гром.
— Максимилиан! — Знакомый голос эком прокатился по комнате. — Я хочу знать, что происходит.
Макс застонал.
— Добрый вечер, мама.
Графиня Трент ворвалась в комнату, как фрегат на всех парусах. Она всегда была грозной фигурой, особенно в приступах ярости, но Макс уже с десятилетнего возраста умел стоять на своем. Правда, пришлось посмотреть смерти в глаза на поле боя, чтобы навсегда избавиться от робости перед матерью.
— Как ты мог подумать о женитьбе на этой... этой…
— Кого ты называешь «этой», мама?
— Шалунью. — Графиня с презрением произнесла это слово, будто его было стыдно употреблять в приличном обществе. Уж если выбирать между войсками Наполеона и леди Трент…
— Какую шалунью? — невинным тоном спросил он.
Графиня поперхнулась от возмущения.
— У тебя шашни сразу с несколькими?
— Полагаю, ты имеешь в виду Пандору Эффингтон? Нет, мама, ее одной вполне достаточно, — улыбнулся он.
— Такой точно достаточно. — Она выпрямилась во весь рост и смерила Макса взглядом, который преследовал его в детских кошмарах. — Я этого не позволю!
— Об этом нечего говорить. — Он улыбнулся, отметив, как забавен гнев матери.
Ее глаза округлились.
— Я запрещаю!
— Ничего не поделаешь, — пожал он плечами. — Я женюсь на ней. Здесь я уверен в победе.
— Ты говоришь об игре, в которую с ней играешь? Об этом нелепом пари? — Она сурово посмотрела на него. Каждый, буквально каждый, кого я знаю в Лондоне, говорит об этом. Никогда еще я не испытывала такого унижения.
Макс приподнял бровь:
— Я не знал, что и ты в этом участвуешь.
Она продолжила, словно не слыша его слов:
— Мой единственный сын заключает пари на свое будущее с особой, которая может стать матерью его наследников! Моих внуков. Это сверх всякой меры. — Она схватилась рукой за лоб, прикрыла глаза и с мольбой протянула другую руку к сыну. — Я не переживу этого. Мне сейчас сделается дурно.
Макс еле сдерживал смех. Он уже не раз видел эту сцену.
— Тогда, мама, подойди ближе к дивану. Будет удобнее падать.
Она открыла глаза и холодно посмотрела на него.
— Благодарю за заботу, но мне уже лучше. — Она подошла к дивану и опустилась на подушку с видом королевы, снизошедшей до разговора со своими слугами. — Скажи мне, Макс, почему именно она? Почему из всех женщин Лондона и даже Англии ты выбрал именно ее?
Он улыбнулся скорее самому себе, чем ей.
— На это есть много причин, мама. Сомневаюсь, что ты поймешь.
Ее глаза сузились, и она изучающе посмотрела на сына.
Затем вдруг всплеснула руками.
— Боже правый, ты влюблен! — Она глубже уселась на диван и замахала рукой, словно веером. — Мне сейчас действительно станет дурно.
— С чего ты решила, что я влюблен?
Графиня Трент с пафосом произнесла:
— Я твоя мать. И нравится тебе или нет, но я знаю тебя. Я вижу это по твоему лицу.
— Правда? — пробормотал он. — Как интересно.
— В этом нет ничего интересного. — Ее голова откинулась на спинку дивана. — Это ужасно. — Она снова вскинула голову. — Ты знаешь, что она одна из Эффингтонов?
